Как убивали Бандеру - Михаил Любимов

Кружили, много кружили пешком по московским улицам и метро, и это было прекрасно. Но опустимся из сияющих небес в зловонные пучины Интернета, где четко записано, что мы с Наташей прожили несколько лет в гражданском браке. Гражданский муж? Ни разу у Наташи дома не ночевал. Вообще при слове «брак» у меня, страстотерпца, возникают странные ассоциации: «Милый, у тебя сегодня был стул?», «Дорогая, разогрей мне щи!», конечно же, кровать-аэродром с ортопедическим матрасом и балдахином, затасканные тапочки и ночной горшок. Грустный регулярный секс – именно с-е-к-с! – фу! как пилюля перед сном и утром натощак, невнятное «Милая, ты кончила?» – о боже, не хватает только родственников! Что же касается исчисления нашего шестимесячного «брака», то, если по гамбургскому счету исчислять их тоннами наших страданий (возможно, только моими), да еще, как в ядерной войне, один месяц считать за десять лет, то мы могли бы сыграть золотую свадьбу. Я люблю Интернет, но не выношу злобных человечков, которые вымещают свою зависть, свою несостоятельность на выдающихся людях нашего времени, и конечно же, дураков, но куда от них деться? К Наташе в Интернете масса претензий. Ну и что? У каждого человека своя судьба – и нечего совать длинный нос в чужие дела и бестактно публично обсуждать проблемы внука и его подселения в «огромную квартиру», непростые взаимоотношения членов семьи и, уж конечно, смену мужей и возникновения любовниц и любовников. «В чужом глазу соломинку ты ищешь, когда в своем не видишь и бревна!» – писал Пушкин. Наташу Интернет очень жалует, и понаписано там о ней столько тягомотины, что не разберутся ни Господь Бог, ни сатана! Фатеева очень редко появлялась на телевидении, прежде всего потому, что в то время эра телевидения только начиналась, а популярности у нее было в избытке и без телевидения. Одевались тогда почти одинаково, не помню на Наташе ни роскошной норки, ни панбархатного платья – впрочем, для меня она была хороша во всех нарядах. Она, как и все мы, ценила и умела беречь деньги, но общество тогда не было поражено блеском золотого тельца и из денег не делало культа. Не представляю в то время передач о наших кинозвездах с разборками их личной жизни и накопленной собственности, я очень бы удивился, если бы услышал, как в программе «Как стать миллионером?»: «Вы заработали 300 тысяч!» Нет, не заработали! Работа есть работа! Игра есть игра, и Германн в «Пиковой даме» играл в карты, а не трудился вместе со старой графиней, и не на работу бегал в казино Федор Достоевский. У вечно занятой Наташи не видел я бриллиантов на каждом пальце и в отягощенных серьгами ушках! Хотя возможно, что под паркетами ее скромной квартирки таились несметные сокровища в молочных бидонах. Мне кажется, такие программы, как «Давай поженимся», напрочь убивают любовь и больше похожи на базар. – Что наезжаешь на популярную программу, старый козел?! – шепчет мне внутренний голос. – Хочешь жениться на Фатеевой, будучи женатым? Вспомни, как бегал на танцы, чтобы познакомиться, порой получая там по харе от соперников? А как клянчил у друзей комнатку хотя бы на часок? – о, эта вечная проблема хаты! Как выискивал девушек на набережных Крыма и Кавказа, на городских пляжах! Как редки были вечера в институтах, где можно было законтачить девочку, как сложно было туда проникнуть! Познакомиться – это большая проблема, не говоря уж о женитьбе. Так что не надо ханжить, дай бог, чтобы хоть некоторым телевидение помогло найти вторую половину, а ты, старче, выключи ящик и опрокинь свой стакан! А о том, что одни деньги не приносят ни покоя, ни счастья, нам уши прожужжали еще классики… Но я все равно возмущаюсь, я сотрясаю воздух, я не выношу публичные показухи и разборки. – Ты не выносишь, а народ их любит – поучает меня проклятый внутренний голос. – Ты что, хочешь, чтобы, измотавшись на работе и на транспорте, человек раскрывал Рильке или слушал Шенберга? Чего ты требуешь от народа, пережившего революции, войны, дефицит, бесконечные малые и большие репрессии? – Я затыкаюсь, народ – это святое…

На самом деле меня больше волнует место наших кинозвезд, включая Наталью Фатееву, в мировом кино. Все охают, когда на экране Лорен, Тейлор, Монро, Бардо, но чем они лучше Орловой, Серовой, Самойловой, Быстрицкой и многих других? Да ничем, просто долгое время мы жили при железном занавесе, и все на Западе казалось сказкой. Да и наша культура отлична от западной, большинство любят душевное, чуть слезливое, хотя некоторым достаточно голых попок и завываний. Если честно, артисты – самая нежная, самая обаятельная профессия, не случайно их часто сравнивают с детьми. Они жаждут славы, они летят в ее обманчивые костры огромной массой и сгорают в беспощадном огне, лишь очень немногие достигают вершин, становятся узнаваемы и раздают автографы толпам поклонников. У большинства – утренние репетиции, возня на кухне, семейные заботы, дети, нехватка денег, вымотанность после спектакля или съемок, подработки на стороне, на елках, в клубах, на корпоративах, на концертных выездах в провинцию и пр. Большинство с годами постепенно уходят в обоз… многие терпят горькое разочарование. Мы стареем вместе с артистами, они – спутники нашей жизни, когда они умирают, нам кажется, что ушла и часть нашей души.

…Мы расставались и не в силах были расстаться. Мой бросок на уик-энд: Москва – Коктебель, там в известном всем приюте литераторов и артистов у Волошина отдыхала Наташа с сыном. Летел, добирался на такси, прибыл поздно вечером, Наташи в корпусе не оказалось, я нервно дожидался ее. И дождался, счастливец! Маленький Володя спал (нет, не орал: выгони этого мерзкого дядьку!), Наташа приняла меня вполне радостно. Но я спешил обратно в столицу, общались мы недолго, разок удалось окунуться в море, артистический пляж созерцал нас со сдержанным любопытством – хороший повод для светских пересудов. Горькое окончательное прощание имело место чуть позже в ресторане сада «Эрмитаж». Уже навсегда, какое это бесконечное и тупое слово – «навсегда»! – на наших глазах блестели слезы. И прощай, навек прощай, крутится карусель жизни, пока не остановилась, крутится и крутится шарф голубой, годы превращаются в века и тут же – в мгновенья.

И вот летом 1996 года неожиданный подарок судьбы – и я оказался на кинофестивале «Кинотавр» в Сочи. Курорт еще не пережил всех потрясений 90-х, пляжи пустовали, море не нагрелось, и лишь отдельные смельчаки бороздили воды, уже возникли самодельные шалманчики с мангалом. В гостинице «Жемчужина» я случайно столкнулся с Наташей. Мы опешили, мы удивились, мы обрадовались, мы даже коснулись друг друга щеками, мы вышли к морю. Нам было когда-то по тридцать лет, и увиделись через тридцать. Как живешь? как дела? как здоровье? и прочие банальности. Мы изменились, и весьма. Я, дважды разведенный и счастливо женатый, ушедший в отставку в 1980 году, занимался журналистикой и литературой, о чем мечтал всю жизнь. Наташа тоже разводилась (на особом учете прогрессивной общественности ее возлюбленные), выглядела великолепно и, в отличие от многих пьющих и гулящих, каждое утро совершала чемпионские заплывы в холодных водах.

Так мы и смотрели друг на друга, уже совершенно чужие, словно с разных планет, – легкое любопытство, легкая симпатия, все очень легкое – и только. Серое безмолвное море, визг голодных чаек, сквозной, продувающий ветер, солнце светило надменно и холодно. Все прошло, да что там прошло – пролетело, промелькнуло, промчалось со свистом, как и вся жизнь, все унеслось в грохочущую пропасть времени. Одна надежда, что когда-нибудь в далеком графстве Кент поставят памятник с двумя человечками, пронзенными нежными стрелами Амура.