Принцип высшего ведовства - Анна Клименко

– Разорви порочный круг, Эрик. Если этого не сделаешь ты, то это сделаю я.

– Любопытно, каким образом?

Она не ответила, гордо выпрямилась и зашагала прочь, намеренно громко топая по паркету. Каким образом? Хм…

Одна особенно упрямая мысль крутилась и крутилась в голове Джейн, словно кошка вокруг клетки с канарейкой. Мысль эта была и сладкой, и горькой одновременно. Мысль о свободе и обретенном, наконец, смысле бытия…

«Я должна была стать одним из величайших мыслителей своей эпохи», – вдруг подумалось Джейн, – «ох, что за глупости? Это все мои фантазии…»

Прошел третий день с моего пробуждения в «кофейной» комнате. За высокими стрельчатыми окнами припекало апрельское солнце, далекая роща завернулась в облако малахитовой пудры, по небу плыли караваны перелетных птиц – а в нашем временном убежище не менялось ровным счетом ничего.

Я и Эрик. Эрик и я.

Отстраненно-вежливый, пребывающий в постоянных размышлениях Эрик – и растерянная, бесцельно бродящая по дому я.

К слову, загородный дом очень сильно напоминал укрепленный рыцарский замок с двойным кольцом стен и высоким донжоном в центре, а я, провинившаяся ведьма, чувствовала себя юной супругой Синей бороды – нет-нет, растительность на лице инквизитора была вполне обыкновенного черного цвета! Но я, черт возьми, просто была уверена в существовании запретной комнаты, где вот уже сколько лет хранилась страшная тайна Эрика.

Итак, три дня.

Я кое-как передвигалась самостоятельно, придерживаясь за стены. Эрик привез из моей квартиры (теперь принадлежащей родителям) одежду и документы, не забыв и мою любимую фланелевую пижаму с жизнерадостными желтыми утятами. Спала я в той же светлой комнате с видом на небольшой сад, завтраки же, обеды и ужины происходили в столовой гигантских размеров – там с легкостью бы разместились и круглый стол, и все рыцари короля Артура заодно. К слову, приготовлением пищи занимался сам Эрик, я даже не была допущена на кухню под тем предлогом, что обязательно внесу хаос в стройные ряды кастрюль, тарелок и ложек. Вот так и получилось, что занять мне себя было нечем, Эрик же меня развлекать не торопился. Оставалось только одно: бродить привидением по замку в поисках тайной комнаты.

Но пока что все двери легко отворялись, ничего интересного в мои цепкие ручки не попадалось. Приятным исключением была книга, которую то и дело листал Эрик – она в самом деле оказалась молитвенником, причем молитвенником католическим. Латынь, латынь, латынь… Но самая последняя страница оказалась исписанной рукой самого инквизитора, и там среди каракуль, я прочитала: «Jacob». Истинное имя Эрика?.. Хотела спросить, но вовремя прикусила язык – еще разозлится, подумает, что шпионю… И все. Больше никаких зацепок, как не ищи.

Поэтому я начала падать духом и предаваться печальным размышлениям. О ком? Ха, конечно же, о нем. Об Андрее.

Я не буду кривить душой: мне отчаянно не хватало его хитроватой улыбки, морской зелени глаз, пшеничной пряди, постоянно падающей на лоб. Не хватало голоса, теплых и надежных рук, запаха одеколона, ощущения чистой рубашки на щеке. Я словно очутилась в вакууме, хотя, уж конечно же, новых ощущений хватало… И в то же время словно кто-то нашептывал мне – дурочка ты, Лерка. Вспомни, как твой принц сверкал пятками. И ведь не постыдился сперва сигануть с третьего этажа, наверняка воспользовавшись тайными колдовскими навыками, а потом задать стрекача в одних трусах! Воспоминания эти были ядовиты, отнимали все силы и обволакивали душу безнадежной горечью. Но я то и дело возвращалась к ним, меня тянуло туда как преступника на место преступления; я задавалась вопросом – а как жить дальше? Что будет, если я когда-нибудь снова встречу Андрея? Что я смогу сказать ему? Да и нужно ли? «Лерка, я тебя люблю». А доказательства? И имеет ли право человек бросить любимого на произвол судьбы? Эх, Андрей, Андрей… Я украдкой рыдала, уткнувшись носом в подушку. Наверное, Эрик знал об этом – но ни разу не спросил. Его вообще мало интересовало мое «душевное» состояние.

…Но к вечеру третьего дня кое-что произошло. В тот миг, когда я в очередной раз предавалась скорби по потерянной любви, в дверь моей комнаты сдержанно постучались.

– Лера, можно я войду?

Он всегда спрашивал разрешения, как будто боялся застать меня неодетой. Ох уж мне эти джентльменские замашки!

– Да, конечно, – я шмыгнула носом, быстро вытерла глаза.

Впрочем, вытирай – не вытирай, все равно красные и зареванные.

Эрик осторожно переступил через порог, весь в черном. Глянул на меня поверх маленьких очков в тонкой оправе, и тут же опустил глаза, как будто увидел нечто неприличное.

– Я хотел справиться о твоем самочувствии.

– Спасибо, гораздо лучше.

– Замечательно. – последовала долгая пауза. Эрик покачивался, перекатываясь с носков на пятки, – если ты не против, я бы хотел с тобой поговорить.

Я едва не подпрыгнула. Ну наконец-то, наконец!

– Пойдем в библиотеку, – сдержанно добавил он.

Мы не обменялись ни единым словом, пока шли сквозь торжественную анфиладу светлых комнат, но мне показалось, что Эрик был еще более задумчив, чем обычно. В библиотеке он предложил мне кресло, сам уселся за стол, сложил руки домиком и некоторое время внимательно меня оглядывал.

– Что? – не выдержала я.

– Я пытаюсь систематизировать то, что собираюсь тебе изложить.

«Ну, ладно. Думай», – мой взгляд скользнул по высоким застекленным стеллажам, забитым книгами, задержался на странном гербе: темный синий круг, абстрактные весы в центре и надпись на забытой ныне латыни.

– Эммм… А что это там написано?

– Где? – Эрик словно очнулся, – а-а, вот ты о чем. Ну так это же принцип высшего ведовства, Vince sacrificans. Наверняка тебе твои «вольные» друзья его изложили!

– Так это значит – «Побеждай жертвуя»? Я латынь не учила.

– Совершенно верно, – он хмыкнул, – вот на этом-то и держится весь колдовской мир. Что поделаешь…

– А почему «высшего»?

Инквизитор со странной полуулыбкой посмотрел сквозь меня.

– Кто попало не живет в соответствии с этим принципом, Лера. Если ты начинаешь воплощать в жизнь то, что заложено в двух словах Vince sacrificans, то могущество твое уже ничем не ограничено. Вернее, я бы сказал так: оно ограничено исключительно величиной жертвы.

Я поежилась на стуле. Вспомнились слова Инги о том, что ей уже полсотни лет. Любопытно, кто стал ее жертвами? Безобидная старушка? Младенец?.. Ох, нет. Даже думать об этом страшно.

– Можно предположить, что, пожертвуй я весь существующий мир, то занял бы место Бога, – донесся до меня воодушевленный голос Эрика, – такой вот принцип.