Невиновных нет - Яна Горшкова

Ролфи после нескольких неудач встала все-таки четвереньки и умудрилась доползти до двери, волоча за собой вцепившуюся в нее не хуже краба графиню.

Но, как и предполагала Грэйн, дверь в оружейную была заперта снаружи.

— Надо выбраться отсюда! Надо спасаться! — прокричала Джона, вонзив ногти в плечи эрны. — «Ускользающий» погибнет!

Она не хотела пойти ко дну, как крыса в корзинке, не хотела умирать. И, видимо, Грэйн тоже не торопилась на личную встречу со своими богами. Эрна лихорадочно озиралась в поисках выхода.

— Только бы нас не придавило оторвавшейся бочкой!

— Не придавит!

Им приходилось друг другу кричать на ухо, чтобы хоть что-то расслышать в сплошном реве и грохоте.

— Надо… дверь…

— Что?

— Выбить дверь!

Джона повисла на ручке в попытке потянуть створку на себя. Тщетно. Даже из совместных с Грэйн усилий ничего у них не вышло.

— Сейчас! Держись!

Пока «Ускользающий» полз вверх по исполинской волне, ролфийка откатилась к противоположной стене, а когда корабль снова нырнул вперед носом, то прикатилась обратно, но уже с топориком.

— Щас-с-с-с! В сторону!

Мудрено справиться с замком в такую качку, но желание жить, оно зачастую придает нечеловеческие силы. Джона и сама не поняла, каким образом удержалась в своем углу, пока Грэйн махала топором. Оставалось только визжать на высокой ноте:

— Осторожней! Берегись!

Леди Янамари уже хотела было прошмыгнуть наружу, пока ее не прихлопнуло дверной створкой, но Грэйн ее остановила:

— Куда? Надо привязаться друг к другу!

— Что?!

Ролфийка сунула Джоне в руку один конец веревки, а другим стала обвязывать себя вокруг талии, показывая пример, что нужно делать.

— Иначе… мы… потеряемся!

Шуриа вообще-то с огромным трудом представляла, как они сумеют подняться на палубу при такой ужасающей болтанке. Да они же себе руки и ноги переломают.

И так бы оно и случилось на мокрых-то трапах, в кромешной тьме, когда откуда-то сверху льется вода, если бы… и тут Джона впервые в жизни пеняла за их редкостную удачу на всех ролфийских богов сразу. И без Предвечного не обошлось, и Великие Духи, какие только есть в этих бурных водах, приложились к спасению двух несчастных женщин. Не иначе. Как минимум трижды беглянки кубарем летели куда-то вниз, отчаянно вопя и прощаясь с жизнью. От множества падений обе женщины должны были посинеть от кровоподтеков и ушибов. Несколько раз Джона прокусила себе язык, на голове у нее вспухала огромная шишка, а левая рука после удара локтем совершенно онемела.

— Смотри! — прокричала ей Грэйн. — Смотри! Свет!

По сравнению с мраком нижних палуб это, конечно, можно было назвать и светом, но на самом деле «Ускользающий» несся в узком просвете между черным кипящим морем и серо-черным обезумевшим небом.

О да, им все-таки удалось выбраться наружу, но лишь для того, чтоб тотчас же оглохнуть в реве бури и ослепнуть под ударами ветра и дождя. Не понять было, ночь ли то или день.

Джона столько раз ударялась головой и теряла сознание, что пропустила мгновение Порога. Но в такой обстановке никто из шуриа не смог бы умереть внезапной смертью. Потому что кровь так и кипит донджетой и жить хочется так сильно, как никогда прежде.

Вокруг творилось… Грэйн никогда не смогла бы подобрать слов, чтоб рассказать о том, что увидела на «Ускользающем». Огромные ладони Морайг подбрасывали корвет, словно надоевшую игрушку, походя жестоко ее ломая. С гребня вниз и снова на гребень. И казалось невероятным, как едва не касающийся волн реями корабль раз за разом все-таки выпрямлялся и продолжал эту смертельную пляску.

А страшно почему-то не было, не было совсем. Никаких мыслей, ни тени чувств, даже могучий и властный инстинкт — бежать! спасаться! — и тот молчал. Слишком огромным было море, слишком неутолимой его ярость — и даже тени надежды на спасение не могло здесь возникнуть. Это было безумием, рассчитывать на удачу, но…

— Морайг! — заорала Грэйн в лицо буре, сама себя не слыша. Да ей и не нужно было слышать, достаточно, того, что слышала богиня. — Вот мы, Морайг! Возьми нас, Могучая! Мы — твои!

Отлепиться от проема двери, сделать всего лишь один шаг ей навстречу — и богиня возьмет обещанное, примет, подхватит… А дальше — все в ее воле. Но, по крайней мере, это будет быстро. Это будет — чисто!

«Ускользающий» взлетел снова, и с высоты, равной, пожалуй, шпилю замка Эйлвэнд, Грэйн увидела прямо впереди оскаленные, словно настоящие клыки, рифы, а за ними… Новый удар шторма заставил ее зажмуриться, и что там мелькнуло вдали, ролфи так и не разобрала.

Возможно, кто-то из команды «Ускользающего» успел даже заметить женщин, но предпринять по этому поводу никто ничего не мог. Потому что тут, устремись вниз, корвет вдруг затрепетал, словно подстреленный на скаку конь, на мгновение замер — и начал разворачиваться бортом к волне.

«Ну, вот и все», — успела подумать Грэйн, когда сила удара оторвала их обеих от косяка, за который они цеплялись, и потащила к борту. Веревка, которой связались между собой женщины, зазвенела и натянулась, будто струна. Ролфи скользила на спине, запрокинув голову, и отчетливо видела, словно во сне, где время замедляется, как одна за другой лопаются ванты и громадина грот-стеньги беззвучно и величественно падает вниз, круша все. «Ускользающий», как птица с перебитым крылом, закружился на месте, на миг выпрямился — и с раздирающим нутро треском насадил сам себя на риф, будто медведь, всем весом навалившийся на рогатину охотника.

Пенная рука Морайг подхватила обеих женщин и подняла высоко-высоко, над гибнущим корветом, над бешеным кипением волн, над миром — а потом обрушила вниз, вниз… И ледяные жестокие объятия богини приняли ролфи и шуриа, словно потерянных и вновь обретенных детей.

Оглушенная и нахлебавшаяся воды графиня отчаянно гребла руками, пытаясь найти хоть какую-нибудь опору, пока не уцепилась за кусок чего-то твердого и плавучего. И, пожалуй, даже сам Предвечный диллайн не сумел бы отодрать ее пальцы от спасительно обломка.

«Жить! Жить! Жить!» — завывала в измученном, истерзанном теле шуриа жажда жизни.

Волны швыряли Джону в разные стороны, вертели и кружили, захлестывали с головой, но она не чувствовала ни усталости, ни холода, ни даже страха. Потому что то ослепляющее безумие, которое охватило женщину, вытеснило все мысли и чувства.

Жить! Жить любой ценой, держаться до последнего, сражаться за каждый вздох, победить море и небо.

— Рам-м-ман… Идгард-д-д… Рам-м-ман… Идгард-д-д… Рам-м-ман… Идгард-д-д… — без остановки твердила она имена своих детей, как молитву.

Белыми онемевшими губами. Ничего не соображая. Теряя сознание и снова приходя в себя с теми же словами на устах. Их лица стояли перед глазами, их голоса звенели в ушах. Пока не погас последний свет и весь мир не погрузился во тьму — холодную, мокрую и горькую.