Похищение века - Марина Серова

Кажется, дон Мартинес опять был не прочь исполнить "дуэт" Татьяны и Мигеля из некой новой оперы, но, взглянув на часы, подскочил так, как будто был солистом балета:

- Черт! До спектакля пятнадцать минут, я погиб!

Тем не менее свои джентльменские обязанности он исполнил четко. (Ох, и надоело же мне за целый день это пальто! Только и дела: снимай да надевай...) - А кстати, Танечка, сегодня Лебедев поет Онегина.

- Кого?!

- Онегина. Того, который Евгений. В одноименной опере Петра Ильича Чайковского. Я же вам сказал, он баритон... А что вас так удивило?

- Да нет, ничего... А вы знаете, Мигель, пожалуй, я все-таки наведаюсь сейчас в театр!

- О, Танечка...

- Нет, не прямо сейчас: мне надо переодеться. Я приду ко второму отделению.

- Действию, Танечка!

- Ну да, виновата, по мне - так один черт...

Пожалуйста, предупредите Федора Ильича, чтобы мне там, у парадного, не дали от ворот поворот.

- Ну что вы, дорогая "племянница"! Почту за честь встретить вас лично.

Мы миновали уже старинную чугунную лестницу. Отдавая дежурной ключ, жилец двадцать третьего номера одарил ее одной из своих бесподобных улыбок. Разумеется, она была лишь бледным подобием тех, которые он адресует своей "племяннице", но все равно мне это не понравилось.

А он еще и сказал ей: "До свидания, Анечка!" Я, значит, "Танечка", эта - "Анечка"... Ну, дон Марти!

Дон-Жуан, вот ты кто!

Вслух я спросила у Мигеля, вчерашняя ли это дежурная, и получила утвердительный ответ. Без дополнительных вопросов он тут же объяснил причину, по которой Анечка появилась на работе в неурочное сегодня: оказывается, у утренней надзирательницы прихватило сердце, и ее отпустили домой (интересно, не я ли так ее расстроила?). И Анна была единственная, кто смог подменить коллегу, Стало быть, он даже нашел время поболтать с ней, несмотря на раздиравшее его волнение за меня! Ах, мужики, мужики...

"Дорогой гость Тарасова" так торопился, что даже мою ручку поцеловал наспех. Но я все-таки шепнула ему на бегу, чтобы передал директору: пусть подготовит мне личное дело солиста оперы Николая Лебедева.

- О Господи, Таня! Вчера был Хосе, сегодня вы уже подозреваете Николая...

- Ну, согласитесь, что вашего Хосе я все-таки подозревала не напрасно! И вообще, дорогой "дядюшка", я же не учу вас петь, не учите и вы меня моей работе!

Уже пробежав половину "Арбата" в свою театральную сторону, "родственничек" улыбнулся мне так, что я сразу все ему простила: и спешку, и постоянное стремление влезть со своим уставом в мое расследование, и Анечку.

А я повернула направо - к своему дому. Ну, никак не совпадут наши пути-дороги, дон Мигель Мартинес...

Однако и мне надо шевелиться, если хочу успеть к этому самому второму от.., тьфу ты, действию. Разумеется, я так круто изменила свои планы на вечер не из-за желания насладиться шедевром отечественной оперной классики. И даже не из-за возможности побыть в обществе индивидуума, пробудившего во мне такой сильный интерес (будем надеяться - действительно мимолетный!). Мне надо было взглянуть на этого экспрессивного Лебедева, который три года назад сцепился с самим фамозо кантанте Мигелем Мартинесом. И решить, не годится ли его физиономия в мою детективную "картинку".

Впрочем, настоящую физиономию я сейчас едва ли увижу: ведь он будет в гриме и далеко от меня. Опять маска... Нет, ну надо же, Онегин из моего сегодняшнего сна! Что это - простое совпадение или... С Хосе-то все сбылось почти точь-в-точь!

Сегодня Лебедев попросил у Мигеля прощения. Почему не тогда, три года назад, а только сейчас? Логически - и психологически - вполне объяснимо: прошли годы, он многое передумал, проанализировал свое поведение, а может быть, и узнал какие-то новые факты (например, что именно Мартинес, несмотря на ссору, пытался замолвить за него словечко на конкурсе).

Но ведь может быть и совсем другая причина:

Лебедев просто отводит от себя подозрения, усыпляет бдительность врага...

Раскаялся ли он на самом деле? Вряд ли, сдается мне. Судя по рассказу "дядюшки", это крепкий орешек: бешеное самомнение, уверенность, что ему все позволено... Такому субъекту и в голову не придет, что он может быть не прав, а попросить у кого-то прощения для него равносильно самоубийству. И если Лебедев все же пошел на это - значит, у него были более чем серьезные причины.

А самый главный вопрос - мог ли он слышать тогда, в Вене, "закрытое" театральное прозвище своего обидчика Мартинеса? Мне это представлялось вполне возможным. Атмосфера на этих престижных конкурсах, как я поняла, соответствующая, "густобогемная", посторонние в кулуары не допускаются, так что... Кто-нибудь из "зубров" вполне мог за бокалом сухого мартини по-семейному обратиться к своему дорогому другу "дону Марти".

Лебедев, Лебедев... Нет, это имя мне ни о чем не говорит. За последние два года мне случалось быть в нашей опере два или три раза, но сейчас я не могла припомнить даже названия спектаклей, не то что фамилии исполнителей. Может быть, я и неплохой детектив (даже наверняка!), но знаток и ценитель "великой и непреходящей ценности" - никудышный. Прости меня, "дядюшка"!

...В те короткие полчаса, которые я могла позволить себе провести в стенах собственной квартиры, у меня было очень много дел, хоть мне предстоял и "краткий рабочий" визит, но все-таки - в театр! И все же я не смогла удержаться и метнула свои двенадцатисторонние гадальные кости.

10+36+17.

Скажите на милость, до чего же непредсказуема и капризна бывает судьба! Утром, бросая кости, я стояла на распутье, абсолютно не представляя, в какую сторону податься, - и пожалуйста, получила совершенно четкий ориентир на Серегу Кедрова. А сейчас, кажется, вплотную приблизилась к тому, чтобы заполнить белое пятно в картине событий личиком похитителя, довольно было бы одной маленькой подсказки, что я на верном пути... И - на тебе: "С женщинами шутить глупо и неприлично".

Значит, все-таки "шерше ля фам"? Но я-то настроилась, что единственная "ля фам", замешанная в этой истории, - это "дама под вуалью".

И у меня даже появилась кандидатура на эту роль...

Стало быть, есть еще одна?

Стоп, да уж не Таня ли Иванова та самая женщина, с которой собирается пошутить Лебедев?!

Черт побери, в таком случае я ему не завидую...

У ярко освещенного подъезда, украшенного огромным транспарантом "X Международный фестиваль оперного искусства имени Л В. Собинова" и афишами фестивальных спектаклей, я появилась в самый срок. Двери партера, балконов и лож только-только распахнулись, выпуская меломанов и примазавшихся к ним "новых русских" на свободу: кого в буфет, кого к лоткам с "культурной" продукцией и цветами для артистов, кого - просто пофланировать по надраенному паркету коридоров и фойе, себя показать и людей посмотреть, обменяться впечатлениями (если таковые имелись).