С мечом кровавым - Пирс Энтони

— Все мы как бы рисунки на листе бумаги. Когда вы сами находитесь в этой системе координат, картинки вполне натуральны. Когда же вы перемещаетесь в трехмерный мир, то мы пропадаем. Вы обладаете смертной сущностью, которой мы лишены.

— Чистилище — это картинка на листе бумаги?

— Образно говоря, да. Некий аспект бытия, ограниченный плоскостью. С поверхности Земли смертные глядят сквозь эту плоскость. Но, попадая в нее, они становятся ее частью и вступают с нами в контакт, который может казаться совершенно нормальным.

— Мне прямо-таки не верится, что вы не существуете в действительности!

— Мы существуем, сэр, — в ограниченном смысле. Точно так же ограниченны Рай и Ад. Лишь смертные способны к всестороннему восприятию.

— Но ведь это ужасная ограниченность! Неужели вы не чувствуете себя в заточении?

— Это вечность. Хотя мы и лишены свободы влиять на свои судьбы, нас не терзает страх боли и уничтожения, от которого страдают люди. Мы понимаем форму своего существования. Наша реальность такова, словно она вытянута в бесконечно узкую, но одновременно и бесконечно длинную стезю, в отличие от пути смертных.

— Быть дворецким на протяжении вечности? И никакого переселения души?

— Не в течение вечности. Всего несколько столетий, пока неизбежный сдвиг соотношения добра и зла внутри нас не позволит отправиться в Рай и бесконечный покой.

— Несколько столетий!

— Дело стоит того, сэр. Нам нужно лишь выполнять свою работу, — а это не неприятная работа. Я был бы рад служить вам, даже если бы моя судьба от этого не зависела.

Миму такое положение не удовлетворило бы, но, с другой стороны, ведь он был смертным — или нет?

— А каков мой теперешний статус? Я состарюсь и умру в этой должности?

— Ни в коем случае, сэр. Вы будете оставаться таким, какой сейчас, на протяжении всего срока службы, который истечет, лишь когда на Земле прекратится война. Вы — воплощение Бессмертия, то есть временно бессмертны.

— Кто еще находится в подобном положении?

— Существует пять или, возможно, семь старших инкарнаций. Смерть, Время, Судьба, Война и Природа, помимо Добра и Зла. Есть еще некоторое количество младших инкарнаций, таких, как спутники Войны, которых вы встретили в зале. Однако для вас важны только старшие, которые, видимо, будут помогать вам.

— Видимо?

— Бог, воплощение Добра, не вмешивается в дела смертных, согласно установленному соглашению. Смертные должны сами выбирать свой конец. Поэтому Он не станет ни помогать, ни препятствовать вам, хотя и наблюдает за вами.

Мима порадовался, что знал начатки западной мифологии; иначе все это было бы очень трудно понять.

— А воплощение Зла?

— Поскольку Сатана есть Зло, то он свободно нарушает соглашение. Он будет чинить козни, стараясь обратить ваши усилия себе на пользу. Он хочет получить власть, приобретя большее количество душ, нежели есть у Бога.

Это совпадало с предупреждением Геи. От Сатаны надо ждать неприятностей.

— Но как ему такое удастся, если я уже предупрежден?

— Сатана хитер, он большой мастер вводить в заблуждение. И для него не впервой, извините меня за грубое выражение, обрабатывать новые инкарнации. Вы станете его мишенью, сэр.

— Правда ли, что моего предшественника убрали вследствие интриг Сатаны?

— Сущая правда, сэр.

— А чем же предыдущий Марс вызвал гнев Сатаны?

— Нынешняя Судьба бросила вызов Сатане, и Марс следил за тем, чтобы борьба велась честно. Таким образом Судьба сумела расстроить замыслы Сатаны.

— Но ведь это неразумно! Честная схватка…

— Сатана не является рациональной сущностью. Его интересует исключительно достижение собственных целей.

— А Марс? Неужели он ничего не мог противопоставить Сатане, чтобы защититься?

— Он позволил это сделать.

— Почему же он так поступил, зная, что все обернется к выгоде Сатаны, а сам он исчезнет?

— Он не исчез. Он отправился в Рай. Такого завершения службы надлежит желать с благоговением. Самым искренним его стремлением было прекращение войны.

— Но тут противоречие целей! Если он упраздняет собственную работу…

— Только не тогда, когда кто-то хочет попасть в Рай, сэр.

Мима обдумал эти слова.

— Значит, Марс желал оказаться в Раю, однако мог попасть туда, лишь завершив свою работу, — и Сатана этому содействовал, а Марсу следовало помогать ему?

— Именно так, сэр.

— И теперь Сатане придется, как ты выражаешься, обрабатывать новую и неопытную инкарнацию?

— Совершенно справедливо, сэр.

— А я не попаду в Рай до тех пор, пока мне не удастся прекратить войну?

— Чудесно сказано, сэр.

— Тут есть одна загвоздка.

— Сэр?

— Мне не хочется в Рай.

— Сэр? — Дворецкий явно был ошарашен.

— Я индуист. Очевидно, не из лучших, но тем не менее я желаю не Рая, а нирваны.

Дворецкий надул губы:

— В таком случае у Сатаны, видимо, не будет побуждений делать вам такие предложения, какие он делал вашему предшественнику.

— Правильно.

— Встреча, судя по всему, получится чрезвычайно интересная, сэр.

Мима улыбнулся:

— Будем надеяться.

На следующий день — во всяком случае, так это воспринимал Мима — ему сообщили о сражении, которое требовало его присутствия. Мима и Восторг провели приятную ночь в отлично оборудованной Цитадели; они занимались любовью, беседовали и смотрели научный телевизор, где как раз передавали новости о недавних должностных перестановках в ведомстве воплощения Войны, о чем, кажется, все уже знали. Восторг была очень польщена, когда ее назвали смертной супругой инкарнации и показали, как она мило улыбается в камеру, хотя никакого такого интервью в действительности не было. Но утром тот же телевизор сам включился, когда передавали сообщение о битве, и Миме пришлось встать, чтобы приступить к новым обязанностям.

— А как же я? — воскликнула Восторг. — Я не могу отправиться с тобой на войну, а оставаться здесь одной мне страшно.

Мима начинал ощущать неудобства, таившиеся в полностью зависимой женщине.

— Я что-нибудь придумаю, — пропел он.

Мима прошел в изысканную туалетную комнату и щелкнул пальцами. Тут же он услышал, как появился дворецкий. Не вошел, а просто появился. Но теперь, когда Мима понимал суть происходящего, это не удивляло.