Как я был телевизионным камикадзе - Леонид Кравченко

Работа в ТАСС имела некоторые специфические особенности. Издавна повелось, что именно на каналах ТАСС собирается особо ценная информация, связанная с оценками в мировой прессе, в высказываниях видных зарубежных политиков о деятельности политического руководства нашей страны.

Два раза в день на основе сообщений корреспондентов агентства составлялись сводки информации, которые оперативно направлялись ведущим политическим деятелям страны. Существовал даже список лиц, которым по правительственным каналам связи посылали пакеты с этими сводками. К ним особый интерес проявлял и Горбачев. Иногда он звонил мне и требовал дополнительных уточнений по сообщениям, вызывавшим у него вопросы.

Многие годы это были, как правило, зарубежные источники информации. Однако с обострением противоречий внутри страны, особенно на фоне межнациональных конфликтов, Горбачев стал просить оперативную информацию о внутреннем положении в стране. Он надеялся, что наши оценки будут более независимыми и объективными, чем официальные, которые для него и других высших государственных и партийных деятелей давались по каналам правоохранительных органов.

В высокой цене были аналитические письма наших корреспондентов, напоминавшие порой научные исследования о ситуации в той или иной стране или каком-то регионе нашего государства. Независимый анализ тассовских журналистов нередко оказывался более глубоким, чем сообщения зарубежных дипломатических представительств Советского Союза, которые не были свободны от ведомственных влияний.

И еще один очень деликатный способ информирования использовался по каналам ТАСС. Речь шла о переводных материалах, появлявшихся на Западе, с персональными оценками деятельности Горбачева, его супруги Раисы Максимовны, о противоречиях среди ведущих лидеров страны. Порой затрагивались интимные стороны жизни наших вождей, их семейных взаимоотношений. Такие публикации в переводе на русский язык я отправлял в одном или нескольких экземплярах лишь тем лицам, интересы которых, их честь и достоинство так или иначе затрагивались в этих материалах. При этом всегда на них ставился гриф «Секретно». Даже если это было на уровне политических слухов или анекдотов, такая информация ценилась в руководящих кругах.

Так что для человека нечистоплотного, склонного к разного рода политическим играм, этот пост открывал возможности оказывать определенное влияние на тех или иных деятелей в том или ином направлении. Знаю, что в так называемые «застойные» годы вся информация попадала на стол наших руководителей. А если что и поступало в Кремль или на Старую площадь, то в весьма препарированном виде.

Одно из приятных воспоминаний о моей работе в ТАСС связано с осенью 1989 года. В октябре в Мюнхене проходили Дни средств массовой информации. Собрался весь европейский журналистский бомонд, асы пера и электронной прессы. Предполагалось чтение докладов по определенным темам, дискуссии, обсуждения. Была приглашена и делегация ТАСС. От меня требовалось представить тезисы выступления, которые еще до приезда делегаций должны быть распечатаны и распространены. Текст своего выступления представил заранее. Однако, к удивлению своему, прибыв в Мюнхен, не обнаружил его в распечатке. Потом мне сказали: побоялись, что меня не выпустят за рубеж. Честно говоря, выступление было смелым, но не из числа тех, где смелость выдается в экспортном варианте. Просто организаторы психологически не были готовы к такому уровню гласности.

В самом начале своего выступления я сказал, что рад участвовать в обсуждении проблем, которые затрагивают и пути расширения сотрудничества между Востоком и Западом в сфере свободного, беспрепятственного обмена информацией. В связи с этим внимание участников привлек феномен бурных перемен в последние годы в средствах массовой информации в СССР. Коллеги спрашивают меня: почему стали возможны эти столь динамичные перемены?

Главная причина достаточно очевидна. Не случайно русские слова «перестройка» и «гласность» понятны сегодня и без перевода едва ли не во всех странах. Перестройка означает комплекс глубоких, революционных реформ в экономической, политической, социальной и духовной сферах жизни. Перестройка – это свежий ветер динамичных перемен, и естественно, что они не могли не затронуть средства массовой информации, не могли не внести радикальных изменений в стиль, методы работы информационных агентств, печати, радио и телевидения. Можно даже сказать, что благодаря перестройке мы, работники средств массовой информации, смогли в известном смысле родиться заново.

Но гласность – это не просто дитя перестройки. Она еще и, это мне представляется важным подчеркнуть, ее весьма эффективный, действенный инструмент. Сегодня мы чутко прислушиваемся к так называемым больным проблемам общества, и это прежде всего заметно в социальной проблематике, которая ранее практически игнорировалась. Труд и заработная плата, жилье, медицинское обслуживание, торговля, сфера услуг… – все это требует глубокого журналистского исследования и умения говорить о недостатках и трудностях честно, открыто, во весь голос. Сегодня уже стало традицией, например, что телевизионная камера установлена в зале заседаний Верховного Совета СССР. Центральное телевидение вело прямой репортаж обо всех днях работы Первого съезда народных депутатов. И передачи вызывали небывалый прежде, колоссальный интерес – поистине внимание всей страны в эти дни было приковано к телеэкранам. Телевидение вместе с другими средствами массовой информации стало мощным катализатором активизации политической, общественной жизни.

Новое политическое мышление в нашей стране не могло не затронуть и такую сложную сферу, как внешняя политика, международная информация. Должен со всей откровенностью сказать, что ранее и в этой сфере было много зон, закрытых для честного, объективного анализа. Политика гласности со всей остротой поставила перед советским ТВ и радио, всеми средствами массовой информации проблему разрушения стереотипов в показе жизни западных стран, отказа от какого-либо упрощенчества в оценках. Советский зритель, советский читатель справедливо требуют глубокого, всестороннего анализа процессов, протекающих в странах Запада, они хотят знать, как живут люди за пределами СССР, какие проблемы их волнуют, что думают по тому или иному вопросу. В новых условиях не могла не измениться, и притом весьма кардинально, прежняя модель освещения международных событий.

Сфера деятельности, которой мы с вами занимаемся, хотим мы признавать это или нет, – весьма идеологизированная. Я не собираюсь заниматься раскопками корней холодной войны, подсчетом того, кто и сколько в свое время бросил семян идеологических сорняков, давших, увы, пышные всходы. Очевидно, что у нас еще долгое время будут сохраняться разные оценки одних и тех же явлений. Но очень важно, на мой взгляд, чтобы мы, журналисты, не отставали в осмыслении реальностей жизни от наших политических лидеров, которые, несмотря на все разногласия, скрупулезно и зачастую отнюдь не безуспешно ищут точки соприкосновения для решения сложнейших вопросов политики, включая и ее военные аспекты. А то, что это возможно при обоюдном стремлении, показало подписание в Вашингтоне соглашения о ликвидации американских и советских ракет средней и меньшей дальности. Я полагаю, что и нам, журналистам, надо объединять усилия, руководствуясь высшими соображениями о необходимости в ядерный век помогать друг другу наводить мосты доверия между странами и народами, ломать устоявшиеся предрассудки, разгребать завалы, образовавшиеся за годы и десятилетия недоверия друг к другу. И уж как минимум стоит отказаться от одностороннего, узкого, негативистского подхода к показу жизни наших стран. Этого принципа и стараются придерживаться теперь советские средства массовой информации и, в частности, московское радио, вещающее в сутки на 77 языках. Жизнь любой страны многомерна, многогранна, многоцветна, и не следует пользоваться только белой и черной краской в ее показе.