Пять невест и одна демоница - Карина Демина

Замок, говоря по правде, Алисию несколько недолюбливал, а она отвечала взаимностью.

Зеркало покачнулось, возвращаясь на место.

– А убрать их можно? – демоница остановилась перед первым, вперившись в него взглядом. Повернулась влево. Вправо. Нахмурилась.

– Что-то не так?

– Уши, – она потрогало ухо. – Уши были другими.

И рот приоткрыла.

И закрыла.

Повернулась к Ричарду, вперившись в него взглядом.

– Ты, – прошипела демоница и, вытянув палец, ткнула им в грудь. В доспех. Металл поддался. Вот так взял и, закаленный в жерле проклятого вулкана, поддался. Слегка. – Что ты со мной сделал?!

– Ничего, – Ричард поспешно отступил, спасая доспех от очередного тычка.

И еще одной ямки.

Нынешняя даже глубже получилось.

– Я… я…

– Вам очень идут эти клыки! – запоздало он вспомнил совет Ксандра. – Очень соответствуют образу. И уши чудесны! Никогда в жизни не видел других столь же чудесных ушей!

Демоница ткнула пальцем уже слева.

И снова оставила вмятину.

– И вы всецело прекрасны! Как ни посмотри.

– Я выглядела иначе!

– Сильно? – уточнил Ксандр.

– Ну… без клыков.

– Понимаете, – Ксандр умел говорить так, ласково, нежно даже, что хотелось верить. – Порой случается, что перемещение меж мирами несколько… меняет физическую оболочку. И дома вы вернете себе прежнее обличье, а здесь же вас воплотило… как воплотило.

Демоница издала низкий свистящий звук.

И повернулась к зеркалу.

А зеркало повернулось к ней. Оно слегка отошло от стены слева, потом справа, сдвинулось и растянулось, позволяя демонице обозреть себя полностью.

– Значит, – слегка севшим голосом сказала она и потрогала клыки. – Это… это из-за перемещения?

Ричард хотел было ответить, но Ксандр показал кулак.

– Несомненно. Вы ведь преодолели бездну, что лежит меж мирами. Физической оболочке это не под силу, а вот воплощение ментальной сферы имеет… некоторые неточности.

Теория была новой и неподтвержденной.

Но демоница задумалась

И повернулась задом.

– Зато похудела… килограмм на пять… а клыки… ну… если сильно не улыбаться… или даже на шесть? У вас весы имеются?

– Для крупного рогатого скота, – честно ответил Ричард, за что и получил тычок в бок. Ну, Ксандр – не демоница, доспех не помял.

А демоница лишь вздохнула:

– Дикие люди, – сказала она непонятным тоном и махнула рукой. А потом повернулась и поинтересовалась этак, живо. – А если назад, то можно потом клыки убрать, а килограммы оставить? То есть, что их нет, оставить?

– Можно! – бодро соврал Ксандр. – Главное, в голове держите образ.

– Образ… – лиловые глаза демоницы заволокло туманом. – Однако… если образ… а…

– Любой!

Нежная улыбка расплылась по губам.

А Ксандр потянул Ричарда за собой и, прикрыв дверь, сказал:

– Не вздумай спорить и возражать.

– Но…

– Спорить с женщиной в принципе бесполезно, а когда она демоница, так и опасно.

«И гнев небес обрушился на степь. Огонь столь яростный, что не осталось бы ничего живого, ни человека, ни лошади. Но воздела тогда Великая Мать руки и приняла пламя, уняла его, успокоила, а после поделила меж своими дочерями, связав их кровью и силой».

«Сказания диких кочевых народов, коии продолжают прозябать во тьме невежества, собранные и записанные скромным путешественником Анушаром Ирхашским для благодарных потомков».

Гремели барабаны.

Уже второй день гремели. Дым костров ложился на седые травы, мешаясь с предрассветными туманами. Пахло огнем и степью, сырой землей, людьми.

Лошадьми.

Отец, устроившись на высоком помосте, смотрел прямо. Лицо его было неподвижно, да и сам он казался статуей, одной из тех, что скрываются в Старом городе. Теттенике покосилась, пытаясь смирить дрожь в руках.

Страшно.

Все еще страшно. Несмотря на горький травяной отвар, который поднесли ей. От отвара появилась непривычная легкость в теле и мысли стали путаными. Хотелось спать. Но вот страх никуда не исчез.

Ничего.

Надо просто потерпеть. Она сможет. Она ведь дочь кагана.

Барабаны смолкли, и стал слышен протяжный крик сокола где-то там, в поднебесье. Солнце выглянуло, плеснув золотом на облака. И степь очнулась.

И люди.

Встал отец. Поднялись сыновья, плоть от плоти, сила от силы, знак, что крепок великий род, что с ним еще милость Матери степей, а стало быть и благословение.

Семеро братьев.

И все похожи друг на друга, пусть и рождены от разных матерей. Темные лица, ветром обласканные. Темные глаза. Темные волосы. И рядом с ними она, Теттенике, смотрится чуждой.

Может, в этом все дело?

В том, что ошибся отец, взяв в свой шатер женщину далекого племени? Ей об этом говорили, когда стало понятно, что и она, Теттенике, тоже лишена, что силы, что благословения.

Слабая.

Хрупкая.

Никчемная.

Но пока об этом знают лишь отец, братья и мерзкая старуха, которая, слава Матери, осталась в шатре.

– Сегодня, – голос отца оседлал ветер, и тот покорился, стих, не рискуя потревожить и орлиные перья в волосах. – Великий день.

Он подал знак, и Теттенике поднялась.

В голове все еще шумело.

И тело, её тело не слушалось. Оно казалось таким… таким… чужим. Она подняла руку, поднесла к лицу. Какая смешная. Особенно пальцы. И Теттенике с трудом сдержалась, чтобы не расхохотаться.

Отец нахмурился.

Слегка.

И она поспешно спрятала руку за спину.

Потерпеть. Сегодня… сегодня великий день. Ей выберут мужа. И она, наконец, покинет шатер, чтобы занять место, достойное дочери кагана. Правда, все равно страшно, дома к ней хотя бы привыкли, терпели её и слабость, и никчемность, а вот как примут в доме мужа?

Да, точно страшно.

И смешно.

Отец говорит. Надо слушать. Только не получается. Слова скачут, словно горох. Горох Теттенике не любила, от него живот пучит. А он все говорит и говорит. О Матери степей, которая благословит брак и даст Теттенике многих сыновей.