Когда ад замерзнет - Алла Полянская

И, может статься, все они это заслужили, но дело в том, что я против такого решения проблемы.

Нет, я не против убийства как способа разрешить непримиримые противоречия. Это древнейшее, проверенное временем средство получить желаемое. Вернее, теоретически я против, а практически понимаю, что любого человека можно загнать в угол так, что он последует примеру отца всех убийств, прародителя нашего Каина.

Хотя, безусловно, заповедь на этот счет однозначна.

И Виталик Ченцов отчего-то снова сидит в кресле у столика, хотя я точно знаю, что он умер.

— Тебе что, памятник не понравился? Ну, так твоя распрекрасная жена тебе и такого бы не поставила. И никто из твоих девок тоже не стал бы, имей в виду.

Я отворачиваюсь и засыпаю, присутствие Виталика меня не тревожит — я не Скрудж, мою бессмертную душу спасать не надо. Если я и попаду в ад, то никак не за жмотство.

— Вставай, что ли.

Я вообще не выспалась, ночные приключения меня вымотали. Но Роза непреклонна — и я открываю глаза. Виталика в кресле нет, и это радует.

— Надо таблетки принять.

Ноги мои распухли, пульсируют и болят, но в ванную я попробую сходить, а не сползать — если ступать на неповрежденные участки…

— Шов разойдется, перестань. — Роза качает головой. — Вот, тетя Лутфие готовила шурпу, тебе принесла. Ешь, а потом лекарства примешь. Как спалось?

— Нормально, спасибо.

Учитывая, что я сплю в чужой гостиной, я ничуть не покривила душой. Ночную болтовню с вампироборцем и визит Виталика я оставлю за скобками, многие знания — многие печали, а печалить Розу я не хочу, она мне активно симпатична.

— А Мишка весь изнемог — ждет, когда будете читать дальше. — Роза подает мне толстостенную плошку с каким-то варевом, пахнущим очень вкусно. — Увлекла ты его, а то вечно торчал перед компом, все мультики какие-то или игры, а тут я глазам своим не поверила — сидит, слушает, да так заинтересованно.

Потому что ему, наверное, не предлагались нужные книги.

У нас дома были книги — мамины и папины, из их детства. И новые тоже были. Я просто брала их с полок по мере взросления, они были так расставлены на полках, что дотянуться я могла всякий раз до книг, подходящих мне по возрасту. Я брала их с полок и уносила в свою комнату, ставила на свои полки — с тем, чтоб уже никогда не расстаться с ними.

Сестры этих книг не читали. Им покупали какие-то бесконечные приключения, все эти книжки «для девочек», «для маленьких леди», и журнальчики такие же. Ну, что поделаешь — каждому свое в этой жизни, и так случилось, что книги, стоящие на полках в нашем доме, читала только я — ну, и родители, конечно. Потребность в чтении у них была огромной, а потому книги отправились со мной в мою новую жизнь. Так, словно вместе с ними со мной остались мама и папа.

И я вдруг поймала себя на том, что мне приятно поделиться этими книгами еще с кем-то, кто так же, как и я, понимает их. Даже если это совсем чужой ребенок. Потому что вот Лизка и Катька были моим папе и маме родными, но это вообще ничего не значило, потому что унаследовали они отчего-то гены вообще непонятно кого, какой-то двоюродной тетки, судя по крысиным повадкам и склонности к истерикам. Вот каким образом гены этой тетки оказались в моих сестрах, с какого перепугу? Колода, блин, иногда тасуется не просто причудливо, а вообще по-дурацки, и тот, кто сдает карты, безумен, как Шляпник.

Или просто скотина.

— А эта ваша докторша… она все время тут живет?

Надо же позадавать вопросы, мне нужно определиться с кругом лиц, которые могут быть причастны к делу.

— Ой, ну ты знаешь, она здесь точно дольше, чем я живу на свете. — Роза смеется. — Как и наши с Мишей родители. Мишина семья жила наверху, а мы все тут, и перегородки — это они сейчас капитальные, а когда-то были фанерные, деревянные, и все слышали все о каждом. А в твоей квартире жила Мария Дмитриевна — сначала с родителями, потом старики умерли, я лично помню только бабушку — она умерла, когда мне было лет семь, наверное. А потом, уже в девяностых, это все перестроилось, и мы с Мишей поженились. А потом моя мама вышла замуж за его отца.

— Как это?

— Ну, Мишина мама умерла года за два до того, как мы поженились, а мои родители развелись, когда мне было одиннадцать, у отца появилась другая семья, там родились другие дети, а у нас же как обычно: развелся — и все, бывшая жена, и дети от нее тоже бывшие. А потом мы с Мишей поженились, наши родители стали общаться, и тут вдруг объявляют: мы решили съехаться и жить вместе. Тут уж Миша вмешался: что значит — жить вместе? Нет, ребята, женитесь, и в добрый путь, по-людски чтоб все было, а то как это — жить вместе, куда оно годится. Короче, съехали молодожены в квартиру Мишиной двоюродной бабки, она тогда состарилась уже, а собственных детей у нее не было никогда, вот они за ней досмотрели, да так и живут там, мы к ним в гости ездим, и они к нам приезжают. А мы тут, соединили две квартиры, получилась эта. Я очень люблю этот дом, и улицу эту люблю и не хочу ничего менять. Мне хотелось, чтобы мои дети жили здесь, тоже знали этот дом, и этих людей, и качались на тех же качелях, что и мы, — ну, чтоб потом были воспоминания, и я знала — они помнят то же, что и я. Преемственность, понимаешь?

Ага, чего ж не понять. Если есть счастье, им хочется поделиться с тем, кого любишь. А если что-то плохо, то и сам от этого бежишь и не хочешь, чтоб это коснулось того, кто дорог.

Но вышло так, что мне никто не дорог. Уже никто. И я сделаю все, от меня зависящее, чтобы у меня никогда не оказалось такого персонажа в жизни. Свою чашу боли я уже выпила, я считаю. Я никогда в жизни ни к кому больше не привяжусь и никого больше не полюблю, даже рыбку в аквариуме, даже цветка в горшке не заведу, не то что, например, ребенка. Потому что, если у тебя есть ребенок, это значит, что у тех, кто хочет до тебя добраться, есть потенциальный заложник.

— Так что с этой вашей докторшей?

Роза вздохнула — отчего-то ей не очень хочется говорить о соседке.

— Ничего. — Роза подала мне чашку с чаем. — Снова три ложки съела — и готово? Плохо дело… Вот, бери пирожки. Тетя Лутфие — отличный детский врач и человек хороший. Но она и взрослым в помощи не отказывает, вот как с тобой. Просто очень строгая, но она всегда была такая, у меня к ней почтение с детства. Только заболею — а мама уже зовет ее, и пусть даже ночь-полночь, а она придет обязательно. Ее же все знают, она диагност отличный, ее диагнозы всегда подтверждаются, так что если она сказала, что тебе надо усиленно питаться, то ты будешь у меня усиленно питаться, а потому чай и пирожки должны быть употреблены по назначению.

— Я потом, через полчасика. Наелась уже.

Я вообще отвыкла от еды, вот что. И запах, который возникает, когда я начинаю что-то есть… в общем, можно обойтись и без еды.

— Тогда сейчас лекарства. — Роза подает мне две таблетки и стакан с водой. — Проглоти и запей. Болят ноги-то?