Королева Алиенора, неверная жена - Маривонн Микель

Если случалось так, что в момент родов он находился рядом, Алиеноре были нипочем любые страдания, настолько она была счастлива от восхищенных взглядов супруга, когда показывала ему только что родившегося сына. Между ней и Ричардом, третьим сыном, с самого рождения установилась необъяснимая связь, и ребенок ревел во все горло, когда его разлучали с матерью. Алиеноре источали комплименты по этому поводу. После смерти юного Гийома Алиеноре приходилось преодолевать себя, чтобы заняться Матильдой. А теперь маленький Ричард приносил радость всем в замке. Однако Генрих воспринимал такую связь между матерью и ребенком как препятствие. Несмотря на гордость, что снова стал отцом мальчика, он испытывал некоторую ревность к этому существу, которое занимало слишком много места в сердце королевы.

— Вы его любите больше других, Алиенора. Надо вам скорей сделать еще одного.

— Супруг мой, у нас получилось прекрасное потомство: Генрих станет наследником английской короны, Ричард — Аквитании, вот о чем следует объявить кузенам Туарам, которые оспаривают законность моей герцогской короны. Мои сыновья существуют, — она закусила удила.

— Что за прекрасные распоряжения, которые надо будет выполнить, — ответил Генрих. — Уж не думаете ли вы, что я забыл манеры Туаров? Они поставляли войска и продовольствие моему брату Жоффруа, который хотел осадить замок Шинон.

— Эти Туары[73]всегда готовы разорвать нас в клочья, — подхватывает Алиенора. — Жоффруа IV издал хартии, чтобы подтвердить аббатству Фонтевро все, чем оно уже владеет по его воле. Он свел к минимуму нашу роль и наше действие перед лицом духовенства.

— Безусловно, но у нас есть свои ходы в Фонтевро, — сказал Генрих. — У меня имеется проект нового замка для Туаров, как только я призову к порядку этого Жоффруа, который оспаривает ваше наследство. Мы используем знаменитый каменистый отрог, заставляющий дрожать всю Аквитанию. Мастера, которые уже работают в Шпионе, будут осуществлять и этот проект. Бриен де Мартинье, надежный человек, преданный мне, займется замком от моего имени.

— Предоставите ли вы мне привилегию сопровождать вас в Туар, чтобы дать насладиться этой будущей победой? Туары доказали, что они наши враги.

— Я все знаю, Алиенора, но понимаю также, какой интерес представляет собой эта цитадель на границе Анжу и Пуату. Послушайте меня хорошенько, моя дорогая, как только вы оправитесь от родов, после ассамблеи в Нортгемптоне мы покинем Оксфорд. Я поделюсь со всеми баронами своими проектами против валлийцев. Мне также надо разобраться с Малькольмом Шотландским по поводу пресловутых границ графства Хантингдон и Нортумберленд. Он молодой, но упорный. Затем, к следующей Пасхе я намерен устроить нашу коронацию во второй раз в Вустере. И потом, надеюсь, покорю этих невыносимых валлийцев.

Алиенора запомнила обещание о коронации в Вустере и улыбнулась.

— Вы будете мне необходимы в Англии, чтобы представлять меня, — шепнул он. — Я вам передам некоторые полномочия, потому что мне необходимо вернуться в Нормандию, чтобы уладить брак нашего маленького Генриха с дочерью Людовика.

Ей было все равно, главное, она добилась от Генриха, чтобы он отправился на войну против тех, кто поклялся отнять Аквитанию. Алиенора знала, что затем он попытается отобрать Тулузу у графа Раймонда V, который и слышать ничего не хочет о ее законных претензиях на наследство бабки Филиппы.

— Поскорее приходите в себя, моя дорогая, вы мне необходимы для множества дел, и надеюсь, что вскоре мы опять будем вместе, потому что день ото дня вы становитесь все прекраснее.

Он знал, что среди огромного числа обещаний далеко не все будут выполнены. Генриху милее всего обещание — утвердить династию Плантагенетов в своей империи. Место Алиеноры не в Туаре, чтобы принимать участие в осаде, которую Плантагенет решил провернуть скорее из хитрости, чем от сознания своей силы. Однако, учитывая хорошее состояние королевы, он обещал себе вскоре сделать супруге еще одного ребенка, который удалит жену от слишком требовательного маленького Ричарда. А потом будут и другие дети… Испытывая огромную радость оттого, что все ее желания выполняются, Алиенора не замечает ловушки.

Всего через несколько месяцев после рождения Ричарда Генрих вновь собирается покинуть ее, чтобы отправиться в Онфлер, но становится все более внимательным. Он оставляет жену на английском берегу и во время плохой — как всегда, когда Плантагенет пересекал Ла-Манш, — погоды грузится на корабли вместе с войсками.

Очень скоро королева почувствовала признаки новой беременности, которую переносила тяжелее, чем предыдущие. Иногда на Алиенору наваливалась страшная усталость, но она старалась держаться. Королева отправляется в Туар, чтобы вместе с супругом срывать плоды победы. Радость, которую она испытывает при мысли, что баронам, которые — стоя на коленях — приветствовали их проезд по Вустеру, придется наконец признать ее королевой Англии во время второй коронации, помогала ей переносить все трудности.

Генрих стоял на носу корабля, молчаливый, неподвижный и задумчивый. Его прекрасное судно, длинное, широкое, прочно устроенное, держится на волне.

На легкой зыби оно грациозно перекатывается с левого на правый борт. Скрипят блоки, команда в работе, а Плантагенет размышляет. Он видит, как позади в утренней дымке постепенно исчезают меловые скалы Англии. Даже в самом их вертикальном положении ему казалось, что этот остров, столь долго негостеприимный к его семье, может снова оказаться недружественным по отношению к нему.

Гордые, отважные и часто успешно воюющие валлийцы взяли за привычку выходить за свои границы с бардами и арфистами. Их трудно сдержать. Генрих, у которого голова была занята только одним — завладеть землями валлийцев, утверждал, что они только и ищут чем поживиться и лгут, когда заявляют, что сокровища спрятаны под древними камнями или в пещерах воинами короля Артура. Однако Генрих Плантагенет на всякий случай покорил двух из их вождей, и не каких-нибудь, а Оуэна и Риса, опасных воинов, вынудив их принести ему вассальную присягу. Равнодушный к красоте волн, при выходе из порта превращающихся в крупную зыбь, он мучительно размышляет. Иногда на Генриха, стоящего на носу судна, падали лучи, словно утреннее приветствие солнца, которое было радо принять его в открытом море; оно смеялось над его настроением, играя золотыми лучами в рыжих волосах короля.

Не одна Алиенора в эти последние месяцы убедилась в том, что он изменился. Глубокие морщины залегли на лице Генриха: одна из них пересекала лоб сверху вниз — признак того, до какой степени ум был подвержен сомнениям и тягостным размышлениям. Однако рядом с ним Томас — спокойный, сдержанный, у него на все находится ответ, и он в восторге, что наконец-то остался с Генрихом наедине. Канцлер знает, что вопрос, с которым он должен подступиться к королю, сложен — это вопрос о кончине 27 июля 1158 года младшего брата Генриха Жоффруа Плантагенета, недавний траур, вызвавший тайную радость некоторых бретонцев, которые желали бы, чтобы Конан, их герцог, получил обратно графство Нантское. Некоторые из этих бретонцев находились на корабле, но они не разговаривали, потому что были до смерти напуганы и вздрагивали при одной мысли о том, что Плантагенет сочтет их предателями и по малейшему доносу заставит выбросить за борт.