Спустя десять счастливых лет - Элис Петерсон

– Он здоровается, – улыбается мама.

– Я сегодня приготовлю ужин, – заявляю я маме. – А ты иди отдохни.

Она смотрит на меня так, будто я предложила ей спрыгнуть с парашютом.

– Сделаю спагетти, если у нас есть фарш.

Курица с лимоном и спагетти болоньезе – чуть ли не единственные блюда, на которые я способна.

Открываю холодильник. Замечаю упаковку говяжьего фарша за миской с половинкой куриного филе, несколько сморщенных стручков зеленой фасоли и парочку вымокших в подливке морковок – вчерашние остатки.

– Можем съесть на обед, – возражает мама в ответ на мое предложение все это выкинуть. – Или угостим Одри.

Я чищу луковицу, срезаю ростки и корешки, начинаю резать. Мама возвращается на кухню через несколько минут. Бросаю взгляд на часы – ровно половина седьмого. Мама идет прямиком к бутылке водки…

– Ой, – вдруг выдает она и нависает надо мной, словно орел.

У меня мгновенно напрягаются плечи, даже волоски на коже встают дыбом.

– Ты всегда так делаешь?

– Что? – шмыгаю я носом, вытирая слезы с глаз.

Отпихнув меня, мама чистит и делит пополам вторую луковицу.

– Режу горизонтально к корню, чтобы получилось четыре части, – комментирует она и, ловко перевернув луковицу, начинает считать вслух: – Раз, два, три, четыре, пять, шесть, сверху вниз, вуаля. – Мама снова переворачивает луковицу, крепко сжимая ее большим и указательным пальцами. – А потом, – говорит она, словно это нечто шедевральное, – снова режешь сверху вниз, и смотри! Ровненькие кубики, и никаких слез. Клэр Фрэнсис нас учит, что…

– Ой, да хватит грузить про Клэр Фрэнсис, – возмущаюсь я. – Она чуть ли не мессия!

Мама смеется.

– Прости. Сходишь со мной на следующее занятие?

После ужина папа берет пульт от телевизора и издает громкий стон, когда тот не реагирует на нажатую кнопку. Мы с мамой тайком переглядываемся. Папа страстно хочет посмотреть программу о тяжкой участи тигров и о том, что мы изо всех сил должны стараться уберечь их от вымирания.

Я тихонько выхожу из комнаты, чтобы позвонить.

– Можно мне взять машину? – спрашиваю маму, вернувшись. К этому времени папа крепко спит.

– Куда-то собралась? – удивляется мама.

– К Анни.

Уже было выхожу из комнаты, как замечаю, что мама до сих пор вяжет. На меня вдруг накатывает любовь к ней; стена между нами потихоньку ломается.

– Спасибо, мам.

– За что?

– Что пошла со мной сегодня. Для меня это было важно, и я знаю, что Олли был бы рад.

Вот. Я произнесла его имя вслух, и стало так хорошо. Свободно.

– Для меня это тоже было важно.

– Скоро отправимся за покупками. – Я вспоминаю про чек, который пообещал прислать Глитц. – Пора уже думать про коляски, кроватки и…

– С удовольствием. – Со слезами на глазах мама приподнимает недовязанную распашонку. – Едва могу поверить, что он будет таким крошечным.

Анни живет возле Сент-Кросс, на маленькой улочке, что прячется за Сент-Фейт-роуд, неподалеку от нашей старой школы и заливных лугов. Она открывает дверь, одетая в ярко-голубое, как экзотическая птица, платье.

– Проходи, – говорит она и ведет меня по узкому коридору.

Мы оказываемся на просторной кухне, посреди которой стоит огромный стол. На другом конце кухни, напротив двойных дверей в сад, располагается маленький столик.

– Я сегодня одна, Риччи отправился на какую-то конференцию по пародонтиту. – Анни закатывает глаза. – Так что очень обрадовалась твоему звонку. – Она приподнимает чайник. – Чайку, милая?

Я с удовольствием заново знакомлюсь с Анни. Она успела пожить в Ислингтоне, поработать в сфере подбора кадров, однако всегда хотела открыть собственный бизнес. Девственность она потеряла в свой двадцать первый день рождения, с одним изменщиком по имени Кристиан.

– Да, поздновато, – рассмеялась она, – но не волнуйся, с тех пор я успела наверстать упущенное.

Анни прожила с дантистом Риччи целый год, прежде чем поняла, что влюбилась.

Она устраивает мне быструю экскурсию по дому.

– Винчестер оказался единственным местом, которое нравится нам обоим, – говорит она, проходя в уютную гостиную с кремовыми диванчиками и гитарой на подставочке.

– Ты умеешь играть? – изумляюсь я.

– Самую малость. В Лондоне я какое-то время была в группе… – Как Олли… – Мечтала стать знаменитой и выйти замуж за рок-звезду. А в итоге работаю в магазине, и мой муж – стоматолог.

– Ну, я мечтала стать художником, а в итоге стала продавать чужие картины!

Олли мечтал стать писателем.

– Может, нам вообще не стоит мечтать? – спрашиваю я у Анни.

Она качает головой.

– Если нет мечтаний, то не будет и надежд.

За чашкой чая мы вспоминаем школьные деньки. Анни вылетает из комнаты и возвращается с фотографией.

– Божечки!

Это наша школьная пьеса. Вот Анни в красном средневековом платье, слишком большом для нее, с головным убором в тон. Я стою сзади – братец Тук, облаченный в коричневую рясу с капюшоном и импровизированным веревочным поясом вокруг моей внушительной талии.

– Ясно, почему мне досталась эта роль. Я похожа на беременную! – охаю я.

– А помнишь музыкальный конкурс, как пели Хор Лягушек?

– Все-е мы вста-а-анем вместе-е, – запеваем мы, и я впервые за столько времени смеюсь от души.

Анни говорит, что ужасно хочет снова увидеть Китти. Что помнит ее любимицей учителей, зубрилой, которая вечно сидела за первой партой и размахивала рукой, сгорая от желания ответить на все вопросы. Учителям даже приходилось уговаривать Китти дать возможность и другим ученикам. Я рассказываю, что теперь Китти работает в ведущей консультационной фирме на Пикадилли.

– Одна? Замужем?

– Одна. Ей не очень везет с мужчинами.

Последним парнем, с которым Китти познакомилась в Интернете, был некий Фил. – У него голова размером с орех, – сокрушалась она, – и злобные маленькие глазки. А еще он не заплатил за мой напиток.

Анни спрашивает про УЗИ.

– Мальчик, – делюсь я.

– Мальчик, – вздыхает Анни. – Первенец – это так волнующе. Если хочешь, я составлю тебе список всего, что может понадобиться.

Рассказываю, что Пиппа уже так и сделала, хотя в ее исполнении этот список оказался кошмарно длинным, как марафон.

– Я где-то на середине, – делаю вид, что задыхаюсь, – и не знаю, доберусь ли до конца.