Четыре сезона - Василий Романович Копытцев

будет хорошо.

— Я ведь, аааххх!

— Всё будет хорошо.

— Мне страшно.

Ураган сдавил ей горло. Стало трудно дышать. Ужас. Удушье. Амели впервые ощутила такое ярое желание бороться за жизнь.

— Марк, мне плохо.

В ответ только пыхтения и всё новые, новые поцелуи. Амели попыталась оттолкнуть его. Но он стал напирать с ещё большей силой.

— Этот ублюдок остался с голым задом.

Марк обнажил её плечи…

— От него ушла жена.

Стянул с девушки платье, оставив только туфли и тёмные защитные чулки…

— Банкиры свалили с праздника, даже не попрощавшись.

— Ахх, Марк!

Он снял с неё шлем и поцеловал в её мягкие губы и отпустил. Вдохнув воздуха, Амели прозрела от чёрной пелены. И то, что она увидела ей понравилось и испугало одновременно.

Марк раздевался, скидывая одежду на пол. Было очень странно видеть его голым. Он будто и не раздевался вовсе. Таким он был тёмным. И только белое клеймо на лбу и окрепший от возбуждения член. Он упирался прямо в её жемчужинку. И та неумолимо росла.

— Это конец, Марк…

— Всё будет хорошо.

— Я умру, Марк…

— Я буду рядом.

— Не оставляй меня одну.

— Конечно, конечно.

Амели расплакалась от переизбытка чувств. Это и вправду был конец. Сколько ей осталось? Сутки, двое, час?

— Ты убил меня, Марк… ты убил меня.

— Я обещал сделать тебя счастливой.

Амели всхлипнула.

— Я обещал отомстить за тебя. И обещал сделать тебя женщиной.

— Но не так же… Марк.

— Уже поздно что-то менять.

— Ты прав.

— Ты хочешь стать счастливой?

— Да… дорогой.

— Хочешь окунуться в океан чувств, забыться в нём?

Его шпиль погрузился в её лоно.

— Аххх, да.

Вся мокрая, она принимала его с самозабвенным удовольствием. Марк сделал несколько лёгких толчков и вытащил.

— Войди в меня снова, прошу.

Он проник в неё. Она обхватила его своими ножками, вовлекая в себя с каждым толчком. Марк терзал губами её сочные груди. Кончив так, он поставил Амели на четвереньки. Лицом в подушку. И врубился в её киску носом. Он играл с её жемчужинкой языком, губами, теребил её пальцами, гонял её слева-направо, вверх и вниз, высасывал из неё все соки.

— Дорогой, аххх, ааа, не останавивайся.

Амели снова задыхалась.

— Я хочу тебя, любимый. Зайди в меня снова.

Она повернулась и сказала…

— Я хочу почувствовать, как твоё тепло разольётся во мне, любимый.

Марк отпустил её клитор и поднял член.

— Попроси меня об этом.

— Прошууу — взмолилась она и раздвинула руками свои половые губы.

— Ещё раз.

— Пожалуйста…

— Вооот так, да.

Он проник в неё. Туман закружил ему голову. Марк снова превратился в ураган. Ураган, сходивший с ума. Он молотил без остановки. Под безудержные стоны Амели. Натягивал её на себя, снова и снова, меняя ритмы. Играя самый настоящий раш на их гениталиях. И феерическим соло он наконец кончил.

Амели почувствовала, как горячее семя выстрелило внутри неё. Она сжалась, выдаивая из Марка всё до последней капли.

— Охх. Аааа… Даааа! Ты моя!

— Твоя.

— Моя и ничья больше!

Марк достал из неё пенис и положил его на её прекрасный задик. Амели выгнулась, потёрлась о него.

— Дорогой. Мне так хорошо.

— Ты мояя, и ничь-яя боооль-ше… — протянул Марк. И, потеряв сознание, повалился на неё.

XIV

Очнулся Марк в больнице. Прикованный наручниками к койке. В проходе стоял офицер полиции. Рядом стояла капельница. Марк попытался встать, но тут же ослеп от того самого чёрного тумана в голове и упал обратно на подушку. Вспомнив последние события, он позвал Амели. Но её нигде не было. Тогда он обратился к полицейскому, но всё, чего он от него добился, это «Ты крупно влип, парень. Лежи и не дёргайся».

Очевидно, его сторожили. Через час пришёл врач. От него Марк узнал, что подхватил какую-то древнюю болезнь, название которой уже никто точно сказать и не может. Здесь не может. В простой государственной поликлинике.

— Как я оказался в этой дыре?

— Об этом «позаботились» ваши друзья. Роджер. Это он засунул вас в эту, как вы изволили выразиться, дыру.

— Тогда мне надо в частную клинику.

Боюсь, это невозможно.

— Почему?

— Эти парни — врач кивнул на офицера — врятли они вас отпустят.

— Парни? Он же один.

— По коридорам ещё шесть человек. Даже меня не очень-то хотели к вам пускать.

— Да как они смеют! — Марк вскочил с койки, но слабость тут же вернула его на место.

— На вашем месте я бы лежал тут и молился.

— Ну-ну, как же.

— Ибо помочь вам может один господь бог.

— Именно поэтому вы не на моём месте — фыркнул марк.

Похже вечером к Маркусу нагрянул юрист. Он уже не хотел его принимать, но тот вломился и вывалил перед ним несколько бумаг с исками. Во время их разговора Марка бросало то в жар то в холод.

— Вы знаете, что Роджер выдвинул против вас обвинение в причинении тяжких повреждений? Иначе говоря, что вы попросту избили его.

— Ну, теперь знаю.

— Чудно.

— А ещё знаю, что пошёл он в задницу — Марк улыбнулся.

— Рад, что у вас ещё есть силы шутить — съязвил юрист — для человека в вашем положении это последняя соломинка.

— В каком это положении.

— Ах, вы ещё не поняли? — парень в пиджаке оживился — вас продержат здесь неделю, а потом ещё три дня под арестом. Это минимум. И даже если вам удастся уйти от ответственности, эта древняя плесень навсегда подорвёт ваше здоровье. И по чести сказать… вам никогда уже не обзавестись детишками. Потому что через три дня у вас отвалится всё, что только может отвалиться. И ни один врач из государственной клиники вам не поможет. Даже если бы он знал — юрист юркнул глазками в коридор и назад — ему просто не дадут доступ к необходимым препаратам. У государства нет таких денег. Нет денег для бедолаг вроде тебя.

— У меня есть…

— Ты ещё не понял?

— Что же?

— Ты отрезан от остального мира.

Юрист собрал бумаги с кровати Марка и захлопнул дипломат.

— Я отлично знаю, что ты чувствуешь. И знаю, что тебе не хватит сил даже дойти до этого старого телефона в коридоре.

— Не боишься подхватить болячку?

— У меня иммунитет. С детства.

— Ах ты. Я ещё тебя достану!

— Увидимся в аду.

— Да чтоб тебя! — Марк схватил с подноса подгнивший мандарин и запустил им в прокурора.

Тот только усмехнулся.

— Давай-давай, проваливай!

Марк закрыл глаза. Жар с силой прошиб его тело. Скоро он болезненно уснул.

XV

Очнувшись от бреда, он отбросил мятое