Да запылают костры! - Вальтер Литвин

заклятьями я сжигал мятежные аулы и развеивал их пепел на ветру. Ты слышал про зачистку в Незарве? Мне уже доводилось обращать жизнь в ничто. А тебе?

– Не мелко ли с такой мощью набрасываться на бродягу вроде меня? – насмешливо откликнулся Куова.

Довольная ухмылка. Сама поза колдуна кричала о мнимом превосходстве.

– Не бойся, мне нет смысла убивать тебя, но кое-что новое о боли ты узнаешь!

Абрихель атаковал первым, с его пальцев сорвались мерцающие оранжевым фрагментированные струи энергии. Куова наскоро выкрикнул защитный напев, ощутил знакомое чувство приятного головокружения, когда сила изнутри сформировала перед ним перламутровый щит. Барьер пронзительно зазвенел от удара, но устоял. Абрихель расхохотался.

– Так ты всё же что-то умеешь! – воскликнул он и сплёл новое заклинание.

Ситуация для Куовы стала практически патовой. Колдун обрушивал на него поток за потоком. Вся концентрация уходила на то, чтобы сдержать натиск нечестивой энергии. В полумраке склада ярко вспыхивали огни от столкновения двух сил. Абрихель был сильнее; он выбрасывал заклятия без слов, только водил пальцами по поверхности пылающего синим креста-жезла. Однако Куова обладал вековым опытом и большей изобретательностью: улучив нужный миг, он толкнул колдуна щитом, заставив того пошатнуться.

Секундное замешательство позволило Куове перехватить инициативу, и он, поглотив остатки магического барьера, громко зашептал атакующие напевы. Три искривлённых луча протянулись на несколько метров и с треском обрушились на фасеточный щит Абрихеля. Пол под ногами качнулся.

– Как?! – не скрывая ужаса, вскричал колдун.

Это было столь же естественно, как воспламеняющее ночь солнце…

Куова пробормотал ещё одно слово, сверкающей белой линией врезавшееся в незащищённое тело колдуна. Удар рассёк серый плащ и глубоко порезал кожу – из раны заструилась кровь.

Куова ударил снова. Абрихель попятился и упал, фокусирующий жезл отлетел в сторону и со скрежетом заскользил по полу.

Пророк стоял над поверженным противником и из последних сил старался дышать ровно. Несколько секунд они, не отрываясь, смотрели друг на друга. Пора заканчивать.

– А мана ом… Хаво’и… Ша’аньх… Орташ! – запел Куова, ощущая, как иссякающая магия наполняет его конечности. – Уфбат, уфбат а мана!

Абрихель со смесью восторга и страха смотрел на появляющиеся вокруг Куовы полупрозрачные стихийные метки.

– Это то, что ты желал увидеть, Абрихель?

Перед глазами блеснула лазурная полоса, прежде чем метки полетели к цели – и две волны энергии столкнулись.

Склад озарила радужная вспышка. Куова подлетел к потолку, будто отскочивший от твёрдой земли мяч. Он воспользовался последними крохами магических сил, чтобы стабилизироваться, и, всё ещё ослеплённый, плавно приземлился на ноги. Постепенно чернота в глазах сменилась расплывчатыми бликами. Откуда-то сверху падали ледяные капли воды. Сквозь рассеивающийся мрак и тёмный дым Куова безучастно наблюдал, как колдун встаёт на ноги и поднимает с пола свой жезл. Изнутри отозвалась лишь пустота.

«Больше ничего не осталось. Всё кончено».

Однако Абрихель, едва дым рассеялся, бросился бежать. Он споткнулся о выступающую доску, кувыркнулся через плечо, с трудом поднялся на ноги. Раздался тонкий, точно от детского колокольчика, звон – и помещение вновь заволокло дымом, скрыв колдуна из виду. Куова ощутил сухой жар в воздухе и, кое-как переставляя ноги, поплёлся к выходу.

– Беги, Абрихель. – Куова шептал, но собственный голос отзывался хором в пульсирующей от боли голове. – Беги. И не приближайся впредь.

Следом из груди Куовы вырвался кашель, подобный собачьему лаю, и он повалился на колени. Горло связало какой-то терпкой густой жидкостью. Мир вокруг затягивало мраком, но Куова не прекращал движения, даже когда мог только ползти.

«Мне действительно стоило так поступать? Как поменяется всё, когда они узнают?»

Подул морозный ветер. Сверху кружились чьи-то голоса. Кажется, они говорили о доме, но Куова знал, что дом слишком далеко, чтобы в него можно было вернуться.

***

Наступило холодное утро, и Куова, скрестив ноги, сидел на кровати, прислонившись спиной к стене. Его сознание переживало то, что было прежде. Бессчётное количество лет назад он, ещё будучи ребёнком, любил наблюдать за причудливым ритуалом жрецов. Они поднимались на высокий холм и после долгой молитвы сталкивали вниз широкое деревянное колесо – то был знак для всех, что грядут великие перемены.

Даже сквозь склеившиеся веки Куова продолжал видеть образы – хаотические, но слишком реальные, чтобы быть галлюцинациями.

Прошлое слилось с будущим, скрепилось настоящим…

Вот мир, уже переживший немало встрясок, из века в век казнимый человечеством за своё гостеприимство, сжавшийся перед неотвратимыми жерновами истории.

Вот Гольяс, робкий библиотекарь, который с годами не утратил юношеского любопытства, однако всё больше погружающийся в пучину пессимизма.

Вот Иона, с его живым, достойным отца, умом и вечной неспособностью усидеть на месте.

Вот Гафур, честный мясник, мечтающий о судьбе мученика и обречённый на заточение в сырой камере.

Вот Абрихель и тревожное затишье после столкновения.

Вот Артахшасса, чьё стремление к чистоте и справедливости несёт его, точно бабочку к огню. А рядом – рука, держащая факел над сброшенными в кучу храмовыми книгами.

Вот Кашадфан, обедневший наследник величественного Киэнги.

А в центре вихря образов – сам Куова.

«Верный ли путь я избрал?»

Предсказания стали неотличимы от фантазий, они, словно в калейдоскопе, разбивались на осколки, чтобы сложиться в новую безумную мозаику.

Холодная страна на западе, молодые люди на марше, одурманенные пропагандой. Суровое бородатое лицо и воодушевляющие крики с трибуны. Жестокие идеи. Нерождённый мальчик с прекрасными глазами. Жертва. Священные слова на золотистой коже. Призраки на сером от пепла поле битвы.

Жар пылающего костра.

Куова глубоко втянул в себя прохладный воздух, пахнущий деревом, пряностями и ожиданием.

Пришло время столкнуть колесо с горы.

Глава VI

«Спаситель милосердный, укажи мне путь во тьме человеческой лжи».

Стоя на коленях и прислонившись лбом к нагретому солнцем камню, капитан Артахшасса Тубал мысленно читал давно придуманную им молитву. Раз за разом он повторял её, пока колотящееся сердце не успокоилось, а судорожное дыхание не выровнялось. Ощутив пьянящую лёгкость в голове, которую сам называл «откровением», Тубал поднялся с земли и стряхнул песок со штанов. Затем он вернулся из солнечного дворика на широкую улицу, где его уже ждал маленький отряд – все как один в тёмно-красных, точно от запёкшейся крови, куртках. Теперь он был готов. Он чувствовал себя очищенным.

Подав знак своим людям из Багровой десятки и хмурой женщине в маске, закрывавшей нижнюю половину лица, Тубал зашагал через притихшую толпу на базарной площади к сердцу Лазурного города, к дому колдуна. Он со снисхождением поглядывал на тех, кто спешил убраться с его пути; Тубалу льстило, что наконец-то к нему относятся