Точка кипения - Али Найт

А потом я просто швырнула клавиатуру через всю комнату, опрокинула чашку чая и завыла. Он играет со мной. Хочет свести с ума. Сейчас я ненавижу своего мужа. Я ненавижу его больше, чем могла себе представить.

Пол высокомерен. У него есть на это причины: он управляет большой компанией, получает награды за свои работы, имеет огромный штат сотрудников. Он хорошо образован, легко находит аргументы в отношении абстрактных вещей, ради интереса может принять альтернативную точку зрения. Он умнее меня. Он обыгрывает меня в игры. В шахматы — это само собой, но еще и в «Монополию». Он может закончить мой кроссворд и сделать меня в «Скрэббл».[4]Последнее особенно обидно. Это каждый раз неприятно, но я пытаюсь делать вид, что это не так. Всякий раз, когда он кладет свой последний кубик и записывает финальное очко старым карандашом, который мы храним в коробке, он смотрит на меня так наигранно печально и говорит:

— Еще бы чуть-чуть, если бы тебе только досталась «К»… тогда кто знает?

А потом смеется. И мне так хочется стереть эту улыбку с его лица. Соскрести ее стоит четырех дополнительных очков.

Я иду в туалет и немного успокаиваюсь, но разлитый чай так и остается на ковре. На углу стола лежит листок бумаги с наспех записанной деловой информацией. Я попыталась внести что-то оттуда. Не сработало. Я смотрю на его неразборчивый почерк. Он все пишет заглавными буквами, что мне всегда казалось странным. Может быть, загвоздка в этом. Он определенно пишет безграмотно. Он обыгрывает меня в «Скрэббл», но не умеет правильно писать. Он очень талантливый, но часто кричит мне, работая на своем ноутбуке:

— Как пишется: «терять» или «тирять»? Как бы ты написала «особенность»?

Это его ахиллесова пята. Левое полушарие подбрасывает мне мысль, которая крутилась в моем мозгу в последнее время довольно часто. Элоида — это сложное имя. Мне было интересно, сколько времени ему понадобилось, чтобы правильно его написать. Прежде чем я успела подумать, что делаю, я набираю «мелади». Нажимаю «Enter» — не пускает. Я набираю «меледи». Нажимаю «Enter»… ничего. «Ох, Эгги, Эгги», — говорю я себе, а слезы уже текут по щекам. Я печатаю свое прозвище дважды, потому что требуется не менее шести символов, и неожиданно у меня получается.

Дрожащей рукой я вытираю слезы. То, что мне таки удалось взломать пароль, не приносит никакого удовлетворения. Это лишь добавляет вопросы, на которые нет ответов. Я заставляю себя сконцентрироваться на предстоящей работе. В папке с входящими письмами нет ничего интересного. Там нет абсолютно ничего от Мелоди, никаких бесстыдных шуточек с сексуальным намеком, подтверждающих долгую связь, никаких страстных посланий от молоденькой и томимой любовью почитательницы. Удаленные и исходящие папки такие же неинтересные. Возникает ощущение, что меня обвели вокруг пальца после стольких усилий и потраченных часов. Хотя что здесь удивительного? Мелоди мертва. Она была убита. Самое правильное — это очистить почту. Такое чувство, будто я приехала на вечеринку после того, как самые интересные гости уже разошлись. В такой ситуации я, наверное, стала бы пробираться к буфету. Я начинаю просматривать всю корреспонденцию только лишь потому, что потратила столько времени, чтобы залезть сюда. Вот небольшая переписка с Лексом; выглядит так, словно он просит о большей доле в компании. Это неудивительно. Лекс, как в рекламе L’Oréal, всегда считает, что он «этого достоин». Есть неожиданно холодные письма от Порши, детально описывающей денежные обязательства CPTV и стратегии зонта, — не знаю, что это значит. Она всегда ставит в копию кого-то еще и никогда не подписывается с той скрупулезностью, к которой я привыкла. Она загружена работой, которую когда-то давно воспринимала так поверхностно. Есть письма от Сергея, предлагающего Полу оплатить просроченные платежи; шутка-спам от Астрид и приглашение на выставку от Джесси с большим количеством восклицательных знаков. Затем я нахожу переписку с Джоном, в которой Пол спрашивает, нужно ли Форвуд ТВ защищать себя. Джон прилагает длинную статью об интеллектуальной собственности. Я пробегаю глазами переписку, в которой они пытаются выяснить, кому принадлежит идея, а кому — сделанная по ней программа.

«Пусть подписывает контракт прямо сейчас», — написал Пол.

«Он в стадии разработки, и она уклоняется, ждет совета юриста», — отвечает Джон днем позже. Дата — три недели назад. Пол не ответил. Мне как-то неприятно смотреть на эти написанные черным по белому рабочие разногласия, но тут мои глаза наталкиваются на кое-что более интересное: письмо от Элоиды.

«Что ж, думаю, ты прав. Может, мне пригласить ее на обед? Тогда ты успокоишься?»

Знакомый тон действует мне на нервы.

Ему стоило бы скомпоновать все письма по степени важности, и чтобы я была наверху этого списка. И тут я замечаю, что здесь нет ни одного письма от меня. Ни одного. Я пишу Полу много, чаще всего, чтобы он записал что-то в свой дневник, иногда говорю, что люблю его. Секундой позже, кликнув на папку удаленных писем, я нахожу их там.

Мне вдруг вспомнилась частная выставка, на которую меня однажды притащила Джесси. Мы стояли перед картиной, о которой спорили толпы людей справа и слева от нас. Она поднесла свой бокал белого вина к холсту.

— Моя самая любимая в этом зале.

Я пренебрежительно посмотрела на какие-то не очень хорошо нарисованные персики и ананас в китчевой корзине на тусклом черном фоне.

— Эта? Ты шутишь.

— Я люблю ее.

— Мне она напоминает плохую, скучную жизнь.

— Посмотри, какой темный фон. Пустота, дыра, если хочешь, — вот что делает эту картину.

Я тогда покачала головой.

— Просто не понимаю.

Две японские студентки подошли к холсту и пошли дальше. Я посмотрела на него снова. Неожиданно фон рисунка выдвинулся вперед, создавая изысканный узор вращающихся и вибрирующих форм, словно красивый кусок черной материи выдвигается над картиной и контрастирует с твердыми фруктами и корзиной. Уникальная оптическая иллюзия.

— В общем, очень даже неглупо.

— Это старый художественный трюк, но художник воплотил его здесь по-новому. Пустота создает столько же форм и моделей, сколько и сами предметы, — торжествующе улыбнулась Джесси. — О, а теперь в стакане образовалась пустота, которую нужно заполнить. — И она направилась к бару.

Пол мог почистить почту. Но на месте каждого удаленного файла появляется новый. К сожалению, теперь здесь нет места для жены.

Звонит телефон.

— Миссис Форман? Вы приедете забрать детей?

— Что?

— Я из школы. Джош и Ава ждут в раздевалке. Я так полагаю, вы где-то недалеко? — говорит она резким, осуждающим голосом.

Сейчас 3:45. Я абсолютно забыла о времени, провела весь день в электронной почте Пола, рылась в его жизни на работе. Ничего не ела и не выходила из кабинета. Я притворяюсь обеспокоенной мамашей.