Венера из меди - Линдсей Дэвис

– Может быть я не хочу…

– Я сумею тебя убедить…

– Марк, я не хочу об этом думать. Мне нужно жить с тем, что случилось!

– Я знаю что…

Я подозревал, что могу потерять ее навсегда, если она заставит меня сдаться. Кроме того, я был раздражен.

– Позволь мне разделить это с тобой, Не думай, что мне это безразлично!

– Ах, ты и твои старые республиканские привычки! – пробормотала Елена, с обычной для нее внезапной сменой настроения, целуя мое лицо. – Прекрати быть таким рассудительным…

Я ничего не сказал.

– Дидий Фалько, кто-то должен тебе объяснить: информаторы жесткие люди; информаторы суровы и ведут подлую жизнь, и всегда, когда им удается спастись, они бегут обратно в свой низкий мирок…

– Неправда. Информаторы – мягкие слизняки. И любая женщина в приличной обуви может прихлопнуть нас.

Это напомнило мне кое о чем.

– Однако я не собираюсь позволить женщинам из дома Гортензиев размазать меня по садовой дорожке. Не было никакой необходимости устраивать разведку их дома, моя дорогая. Я могу сам позаботиться о себе…

Разумеется я мог это сделать, Моей проблемой было позаботиться о Елене.

– Не вмешивайся в это дело.

– Хорошо, Марк, – пообещала она с кротким видом, который как я знал, был фальшивым.

– Ладно, только не говори мне потом!

Она все еще смотрела на меня.

– Обо мне не стоит беспокоиться. Те две женщины из дома Гортензиев всего лишь дешевки. Никто из них не может сравниться с тобой. Кроме того, у меня есть правило: никогда не спать с клиенткой.

– Один раз ты его нарушил.

– Один раз.

Я смущенно усмехнулся. Она нервно улыбнулась мне. Я положил ее голову мне на плечо и прижал ее к себе.

Колоннада, где мы прятались, была закрыта со всех сторон. Я все так же сидел, продолжая держать Елену. Я чувствовал себя расслабленным и более мягким, чем обычно позволял себе быть. Она же все еще выглядела напряженной; я гладил ее волосы, она стала выглядеть спокойнее. Это ободрило меня, и я попробовал двинуться дальше, вдруг есть еще какие-то маленькие напряженные участки, требующие особого внимания…

– Марк!

Я решил продолжать. Ее гладкая нежная кожа, казалось, была в купальне смазана маслом специально, чтоб привлечь умелую руку.

– Перестань! Мы сейчас не можем…

Я решил подтвердить, что я столь же жесток, как она говорила ранее; я перестал.

Вскоре после этого я решил откланяться; разнообразное позвякивание серебряной посуды возвестило, что ее ужинающие родители становятся обеспокоены. Елена пригласила меня к столу, но я не хотел, чтоб Елена или ее родители (в особенности ее мать) решили, будто я из рода тех паразитов-прихлебателей, кто заходит в гости в обеденное время лишь, в надежде, что их накормят.

Выйдя из дома я в задумчивости пошел на север. Некоторые информаторы создают впечатление, будто повсюду, куда они не пойду, восхитительные женщины сами, без всякого приглашения, скидывают свою скудную одежду и стремятся попасть к ним в постель. Я сказал самому себе, что это так редко случается со мной, потому что я привлекаю более отборный тип девушек.

Что же, однажды я привлек такую.

Дамы были дома. Их мужья где-то пропадали. Дамам было скучно. Я появился как подарок богов, чтоб заполнить пустое время после ужина. Если бы я притащил с собой флейту и несколько фригийских танцоров с мечами, я, возможно, был бы более полезен им.

Сколько я не посещал дом Гортензиев, меня ни разу не принимали в одной и той же комнате дважды. Этим вечером меня пригласили в волнующе голубой салон, имевший намек на будуар. На кушетки были вызывающе небрежно наброшены дорогие покрывала. Пухлые подушки в сияющих чехлах были обиты бахромой и толстыми кистями. Комната была заставлена мебелью: столешницы бронзовых прикроватных тумбочек поддерживались сатирами с вздыбленными приапами, ножки серебряных кушеток были в виде львов, шкафы, инкрустированные черепаховыми панцирями. В шкафах стояла целая коллекция спиралевидной сирийской посуды (в том числе как минимум одна ваза, недавно переделанная в Кампании), кое какие безделушки из слоновой кости, собрание довольно симпатичных этрусских ручных зеркал и одна чрезвычайно крупная чаша литого золота непонятного предназначения, они, вероятно, называли это "жертвенной чашей", но на мой взгляд, это больше походило на личный ночной горшок особо великого македонского царя.

С их полированной кожей и насурмленными глазами женщины выглядели так же шикарно, как занавески в той комнате. Сабина Поллия раскинулась на своей кушетке, словно разросшийся куст, что старается занять весь сад. Гортензия Атилия сидела более аккуратно, но ее намеренная поза не позволяла не заметить ее обнаженных ног. И действительно, когда они сидели склонившись обе над огромным блюдом с виноградными гроздями, я не мог не вспомнить насмешливые комментарии Елены (таково и было ее намерение, по видимому). Они обе носили платья с обилием складок, которые подходили больше, чтоб соскальзывать, чем закрывать красивые формы под ними. Я все задавался вопросом: какая из наплечных застежек Поллии соскользнет первой вниз по ее прекрасной руке больше, чем дозволено правилами приличия. Поллия была вся в изумрудах, Атилия в индийских жемчугах.

Сын Атилии, обыкновенный ребенок, был с ними. Он ползал на коленях с глиняным игрушечным осликом в руках. Ему было лет восемь. Я подмигнул ему, и он посмотрел в ответ с обычной враждебностью любого маленького мальчика, заметившего чужака в своем гнезде.

– Ну, Фалько, что ты нам принес? – спросила Поллия.

– Только новости, – извинился я.

Левая тесемка ее темно-красного платья сползла так низко, что стала раздражать ее. Поллия дернула ее вверх, что позволило правой тесемке свободно свалиться, обнажив часть ее груди.

– Говори же! – поторопила меня Гортензия Атилия, дернув пальцами ног. Атилия предпочитала, чтоб ее наплечные заколки оставались на ее роскошных плечах. В результате, когда она лежала на кушетке, лиф ее платья (которое было цвета морской волны, вкус был неплох, но все равно не идеален) опускался настолько низко, что любой, стоящий рядом, мог видеть большую коричневую родинку на два дюйма ниже ложбинки между грудей; той области, что так любят изображать у богинь-матерей (разумеется, это оставило меня равнодушным, я не религиозен).

Без каких-либо преамбул, я рассказал своим клиентам подробные сведения о тех результатах, что получил к этому времени.

– …Что касается астролога, то я не хочу заострять внимание на бытующих суевериях, но лучше об этом не упоминать, если Гортензий Нов начнет беспокоиться; нервничающие мужчины склонны к несчастным случаям…

– Это ничего не доказывает, – решительно заявила Поллия. Она удачно отобедала, и теперь пришло взять в руки щипцы, я был тем самым фундуком, на который она положила глаз, как я мог бы выразиться.