Темза. Священная река - Питер Акройд

От женского монастыря в Годстоу сохранилась лишь часть стены. Первоначальная структура XII века была полностью разрушена. Об аббатстве Чертси любитель старины Уильям Стьюкли писал в Itinerarium Curiosum (1724), что такого разорения я, пожалуй, никогда прежде не видел… словно они хотели уничтожить даже внутреннюю святость самой земли. Кости аббатов, монахов и выдающихся людей, которые во множестве были похоронены в церкви и под пристроенными к ней с юга крытыми галереями, были густо разбросаны по всему саду, так что в любом месте можно было наклониться и подобрать горсть кусочков костей.

От самого же аббатства не осталось ныне ничего, кроме фрагмента ворот и немногих камней стены, которая его опоясывала.

В XVI веке Темза стала рекой королевской пышности и плавучих процессий, рекой, по которой любили торжественно двигаться на судах такие монархи, как Генрих VIII и, прежде всего, Елизавета I. Это была река парадов – река золоченых барок со знаменами и вымпелами, с навесами, гобеленами и расшитыми золотом драпировками, с флагами, к которым были пришиты крохотные колокольчики, с музыкантами, играющими на корнетах и тромбонах. Это была река удовольствий и зрелищ. Это была сцена, на которую первые люди королевства выходили, чтобы показать себя подданным. Это был театр на воде.

В 1533 году Анну Болейн в шитой золотом одежде торжественно провезли по Темзе на коронацию; процессия барок, как утверждали, растянулась на четыре мили. Согласно запискам современников, “всю дорогу музыканты весьма благозвучно играли на трубах, гобоях и многих иных инструментах”. Сами барки были “превосходно убраны знаменами, флажками и богато украшенными круглыми щитами”. Возглавляла процессию церемониальная барка лорд-мэра, “украшенная флагами и вымпелами, отделанная великолепными гобеленами и увешанная снаружи металлическими гербами, кои укреплены были на золотых и серебряных тканях”. Это был в такой же мере триумф Темзы, в какой триумф королевы-несчастливицы. Темза как нельзя лучше подходила для пышности и демонстративного богатства.

По той же реке три года спустя Анна Болейн отправилась к месту заточения и казни; путь был тот же – от Гринвича до Тауэра, но теперь Темза была мрачной дорогой смерти. По ней же везли в Тауэр сэра Томаса Мора, а позднее – юную принцессу Елизавету. Это была река, по которой тело умершей Елизаветы доставили в Уайтхоллский дворец. В “Annales Britannia” (1615) Уильям Камден писал:

Река, можно сказать, петляла через дела государства, благородные и неблагородные, кровавые и милосердные, и была неотъемлемой частью королевского Лондона. Не случайно высшие лица аристократической и церковной иерархии строили свои великолепные дворцы на ее берегах: они хотели быть поблизости от изначального источника власти. Хотя вера в божественность вод, казалось бы, ушла в прошлое, беспрерывные обращения к образам нимф и речных богов (не в последнюю очередь – во время торжественных речных процессий) наводят на мысль, что некие остаточные верования такого рода сохранялись. Не монарх благословлял реку, а река монарха.

В Темзе видели микрокосм королевства, включающий в себя прошлое и будущее, мир пасторальный и мир городской, в ней видели средоточие как светской, так и религиозной деятельности, место для состязаний и карнавалов. Ее называли “новым Геликоном”, обиталищем Аполлона и муз, под чьим благодетельным покровительством Лондон превзошел славой Рим и Афины. Возбуждение и энергия Лондона были возбуждением и энергией Темзы.

Она, кроме того, была широкой дорогой, по которой двигался лондонский транспорт – не только рыбацкие лодчонки, не только торговые корабли из Испании и Голландии, но и суда, на которых перемещались по своим делам простые горожане: река сплошь и рядом оказывалась самым удобным средством передвижения по Лондону. Кому-то надо было пересечь реку (Лондонский мост порой был тесно забит народом), кому-то – проплыть вдоль северного берега до того или иного причала, откуда можно было продолжать путь уже посуху. Городские улицы были узкими и опасными, и многие предпочитали плыть по воде. Обилие всевозможных лодчонок, барок, лихтеров, паромов, весельных судов с навесами неизменно привлекало внимание заезжих иностранцев. И, разумеется, – сотни платных перевозчиков, беспрерывно вспенивающих воду неутомимыми веслами. Зачастую на реке от тесноты возникали самые настоящие транспортные пробки. Такая Темза – с кипуче-деятельными берегами, с причалами, где яблоку негде упасть, – была широко известна и даже прославлена. Тому, что горожане скапливались на ее берегах, удивляться не приходится: в XVI веке большинство лондонцев по-прежнему прямо или косвенно кормилось за счет реки. С дальнего расстояния Темза, как говорили, выглядела лесом мачт. В каждый момент, согласно подсчетам, на воде находилось около двух тысяч судов, работало три тысячи перевозчиков. На карте середины этого столетия причалы изображены как средоточия энергичной, безостановочной деятельности. Так картограф выразил первостепенное значение реки.

Темза снабжала Лондон товарами из всех известных уголков света – специями, мехами, вином; сюда приплывали венецианские галеры с добром из Константинополя и Дамаска, голландские трехмачтовики с грузом меха и древесины. По реке, кроме того, шли огромные барки с сеном и топливом, без чего город не мог существовать. До нас дошла история об олдермене, которому сказали, что королеве Марии так надоел Лондон, что она вознамерилась перевести парламент и верховный суд в другое место. Он в ответ поинтересовался, не собирается ли она также отвести от Лондона реку Темзу. Услышав, что сделать это она не в силах, он заявил, что “милостью Божьей мы тогда в Лондоне не пропадем, что бы ни приключилось с судом и парламентом”.

Это была река, по которой плыли к открытому морю первые исследователи. В 1553 году Хью Уиллоуби и Ричард Чанселлор отправились из Детфорда с посланием “всем королям, принцам, правителям, судьям и губернаторам на свете”. Они пытались найти северный морской проход в Индию, но из их кораблей уцелел лишь один, причаливший к русскому берегу; это событие положило начало торговле с московскими купцами. Когда корабли проходили мимо Гринвича, “придворные выбежали наружу, начал стекаться и простой народ, люди очень тесно заполонили берег”. Позднее полковник Джон Смит пустился в путь из Блэкуолла и после опасного путешествия основал колонию Джеймстаун в Виргинии. Знаменитый корабль “Мэйфлауэр” отплыл из Ротерхайта. Тогда казалось, что все воды мира можно представлять себе как одну расширенную Темзу. Позднее в результате торговых поездок была образована “Турецкая компания”, и в последний день XVI столетия королева подписала хартию о создании “Английской Ост-Индской компании”. Коммерсанты и авантюристы из “Компании Гудзонова залива”, “Ост-Индской компании” и “Вест-Индской компании” начинали свои путешествия с Темзы.

Вполне естественно поэтому, что Вацлав Холлар, изображая в 1630-е годы реку на своей знаменитой панораме Лондона, представил ее берега и спуски к воде, лодки и барки соединенными в единую огромную сеть человеческой деятельности. Улицы и дома, наоборот, кажутся покинутыми, как будто вся деловая энергия Лондона сосредоточилась в движущейся Темзе. Названия причалов аккуратно выписаны: “Св. Павла… Куинхайт… Три-Крейнз… Стилиард… Коул-харбор… Олд-Суон”, и река как таковая полна судов всевозможных видов. Ниже Лондонского моста стоят на якоре громадные торговые корабли, и Меркурий, бог коммерции, показывает на орнаментальный свиток с надписью “ЛОНДОН”. Холлару затем подражали авторы многих карт и панорам, так что картина Лондона, протянувшегося вдоль реки и от нее, стала важнейшим зрительным образом этого города. Темза показывала судьбу Лондона. Таким он представал людям в воображении.