Сестрица - Дженнифер Доннелли

Сняв шляпу, он поклонился, тут же выпрямился и с обворожительной улыбкой – в Марселе она за один день вселила надежду в троих капитанов, и те, поставив паруса, повели свои корабли к мысу Горн; в герцогиню, которая сбежала с садовником; и в двух братьев Монгольфье, изобретших воздушный шар, – произнес:

– Маркиз де ла Шанс, к вашим услугам.

Едва эти слова слетели с его уст, музыканты на крыше кареты вскочили и грянули туш.

Маркиз поморщился. Повернувшись к ним, он сказал:

– Для деревни немного слишком, вы не находите?

Музыка смолкла. Валторны опустили глаза и уставились на свои башмаки. Трубач принялся оттирать со своего инструмента невидимое пятнышко.

Изабель, которая вовремя опустилась в глубоком реверансе и потянула за собой Тави, теперь выпрямилась:

– Изабель де ла Поме, ваша светлость. А это моя сестра, Октавия. Мы… – «Что – мы? – подумала она. – Шокированы? Очарованы? Или полностью сражены?» – Очень рады знакомству с вами.

– Не могли бы вы указать нам путь в замок Риголад?11 – спросил маркиз. – По-моему, он где-то здесь, но мы заблудились. Я выиграл его в карты.

– В карты? – повторила Тави, совершенно сбитая с толку.

– Да, в карты. Нужно же мне остановиться где-нибудь. Мне и моей свите. – Он указал на экипаж. – В Париже сейчас полный ералаш, а все из-за этого Фолькмара, скотины бешеной. А мне, видите ли, требуются покой и тишина. Я пишу пьесу.

– Вы драматург, месье? – спросила Изабель.

– Ничуть, – отвечал маркиз. – Водить пером по бумаге – вообще не мое занятие. Но я всегда берусь за то, чего не умею. Иначе разве научишься?

Пока Изабель пыталась совладать с его безумной логикой, маркиз напомнил:

– Да. Так вот, замок…

Изабель поспешно объяснила ему, как туда проехать.

– Это совсем недалеко. Сразу за воротами поверните налево. Около мили будете ехать прямо. А у развилки…

Глаза маркиза вспыхнули.

– Развилка! Как интересно! Обожаю дорожные развилки! Они предвещают новые возможности!

– Перемены! – крикнули циркачи.

– Приключения! – пропели музыканты.

– Восторг! – каркнул глотатель огня.

Изабель неуверенно переводила взгляд с маркиза на его свиту и обратно.

– Да. Так вот… у той развилки поверните направо. Еще с полмили прямо, и окажетесь у подъездной дороги. Сам замок на вершине холма. Вы ни за что не проедете мимо.

– Мы ваши вечные должники, – сказал маркиз. – Но прежде чем мы отправимся дальше, позвольте дать вам один совет…

Маркиз подошел к Изабель и взял ее за руки. У нее даже дух занялся. Как будто рядом с ней в землю ударила молния. Или она только что украла кисет с алмазами. Или нашла целый сундук золота.

Но, постояв рядом с маркизом, Изабель почувствовала, как веселость, которой светился его взгляд, энтузиазм, рвавшийся наружу с каждым жестом, озорство, искрившееся в каждой нотке голоса, уступили место внезапной пугающей свирепости.

– Вы умеете обращаться с мечом, но делаете это плохо, – сказал он. – Надо тренироваться. Меч требует сноровки. И силы. По Франции сейчас ходят твари и похуже похитителей кур. Куда хуже. Обещайте мне, юная Изабель. Дайте мне слово.

Видимо, ему казалось, что Изабель непременно должна научиться защищать себя. Почему – она не знала, но чувствовала, что маркиз ее не отпустит, пока не получит согласия.

– Я… я даю вам слово, ваша светлость, – сказала она.

– Хорошо, – сказал маркиз, выпуская ее руки. – Ну а теперь, с вашего позволения, милые дамы…

Бабах!

В воздухе опять просвистела пуля. И ударилась во флюгер-петушок на крыше амбара, отчего тот завертелся как бешеный. А заодно напугала Тави, которая бросилась наутек.

И лошадей.

Они заржали и с безумными глазами так налегли на оглобли, что экипаж сорвался с места и буквально полетел за ними по аллее, причем на повороте его занесло, и целую секунду – которой хватило бы на то, чтобы у пассажиров случился разрыв сердца, – балансировал на двух боковых колесах. Кучер плашмя упал на облучок. Все, кто был на крыше, свесились на сторону задранных колес. Маркиз догнал карету, ухватился за открытую дверцу и повис на ней. Колеса с грохотом опустились на землю. Карета промчалась под березой, с ветвей которой на крышу посыпались обезьянки. Маркиз, уже благополучно заскочивший внутрь, перегнулся через колени волшебницы и повара и высунулся из окна.

– Спасибо! – крикнул он. – До свидания!

– До свидания, ваша светлость! – хором ответили Изабель и Тави.

Стоя у конюшни, они махали вслед экипажу, пока тот не свернул на дорогу и не исчез из виду.

За всей этой суетой никто и не заметил, как обезьянка сняла с себя жемчужное ожерелье и, протянув мохнатую лапу, уронила его с крыши кареты в траву.

После тревожного утра день прошел для Изабель на удивление спокойно: скучные дела как внутри дома, так и вне его.

Поздно вечером она сидела за кухонным столом. Тави приготовила вкуснейший омлет с эстрагоном. Изабель уже вымыла свою тарелку и теперь, глубоко задумавшись, сидела и глядела на меч, полученный ею от королевы фей.

Меч она повесила на крюк у двери. Тави спросила, откуда он. Изабель сочинила историю о том, как давным-давно нашла его в сундуке в конюшне, а утром схватила, увидев в курятнике вора.

Голос Танакиль снова прозвучал у нее в ушах. «Отрезали от него кусок, кусок и еще кусок…» Слово «кусок» она повторила трижды. «Что это, ключ? – думала Изабель. – Значит ли это, что я должна найти три куска?»

– Нам надо помыть посуду, Из, – услышала она слова Тави.

– Да, сейчас помоем, – ответила Изабель, но с места не двинулась.

Тави проследила за ее взглядом:

– Ты весь вечер так хмуро глядишь на этот меч. Что-то случилось?

Морщинка пересекла лоб Изабель.

– Да я вот думаю, Тав… Что такое сердце?

– Странный вопрос. А тебе зачем?

– Да так… – пожала плечами Изабель. – Интересно просто.

– Сердце – это полый четырехкамерный орган, работающий как насос и заставляющий кровь циркулировать по телу путем ритмических сокращений.

– Да, но я не про это. В стихах и песнях сердце – это место, откуда берется все хорошее в человеке.

Тави внимательно посмотрела на нее:

– Ты что, стихи писать начала?

– Да. Ха! Точно, начала. Как ты догадалась? – просияла Изабель. Конечно, она опять солгала, и ей самой это не нравилось; но лучше так, чем объяснять, зачем ей это понадобилось, а главное – почему. – Я сочиняю стих, и вот главная героиня…