Мао Цзэдун - Александр Панцов

Ли предложил Мао должность помощника библиотекаря с окладом в восемь долларов в месяц26. Деньги были, понятно, небольшие, но Мао Цзэдуна, как мы знаем, материальные проблемы еще не волновали. Он принял это предложение с радостью и впервые в жизни получил собственный офис. И пусть комнатка была совсем крохотной, с низким потолком и плохо оштукатуренными стенами, но ведь Мао был зачислен в штат самого Пекинского университета! Позже он с гордостью будет говорить родственникам, что работал в штате Бэйда27.

Директор Ли был даже более начитан, чем Чэнь Дусю и Цай Юаньпэй, особенно в области современной западной философии, политологии и экономики. Первым в Китае он всерьез заинтересовался и таким новым для этой страны учением, как марксизм. До него тогда почти никто ничего толком не знал о Марксе, хотя первые сведения о марксистском социализме проникли в Срединную империю в самом конце XIX века. Имя Маркса впервые появилось в китайской прессе в феврале 1899 года, в журнале «Ваньго гунбао» («Международное обозрение»), в переводе первой главы из книги английского социолога Бенджамина Кидда «Социальная эволюция». Через три месяца, в мае, в той же работе Кидда, изданной отдельной брошюрой Шанхайским издательством «Общество славы», было впервые упомянуто и имя Энгельса. Информации об основателях «научного социализма» у Кидда, правда, явно недоставало: в его книге говорилось только о том, что Энгельс вместе с Марксом являлись одними из тех, кто в Германии «проповедовал теорию, как накормить народ»28. В начале 1903 года на китайском языке был впервые опубликован небольшой отрывок из «Манифеста Коммунистической партии». Он появился в виде цитаты, приведенной в изданной в Китае работе японского автора Фукуды Шиндзо «Современный социализм». В конце июня 1905 года китайский автор Чжу Чжисинь, один из ближайших соратников Сунь Ятсена, в сжатой форме изложил вторую главу «Манифеста» в статье, озаглавленной «Краткие биографии германских социал-революционеров». В январе 1908 года китайские анархисты опубликовали в своем журнале «Тяньи бао» («Небесная справедливость») перевод предисловия Энгельса к английскому (1888 г.) изданию «Манифеста Коммунистической партии». Это была первая работа основоположников марксизма, изданная в Китае в полном виде. Вскоре после этого в нескольких номерах «Тяньи бао» была опубликована целиком первая глава «Манифеста», а затем в шанхайском журнале «Синь шицзе» («Новый мир») была напечатана одна из важнейших работ Энгельса «Развитие социализма от утопии к науке» (в китайском переводе — «Утопический социализм и научный социализм»). Автором этого перевода был Ши Цуньтун, ставший позднее одним из первых китайских коммунистов29.

Впечатления о марксизме, однако, оставались у подавляющего большинства китайских интеллигентов противоречивы. Марксов социализм в то время еще ничем не выделялся в их глазах из многих других социалистических учений30. Вот что говорил об этом сам Мао Цзэдун в апреле 1945 года: «У нас в Китае, помимо небольшого числа студентов, обучавшихся за границей, никто [в те годы] не знал [что такое марксизм]. Я тоже не знал, что в мире был такой человек, как Маркс… Мы… ничего не знали о том, что в мире есть какой-то империализм, какой-то марксизм… Раньше были люди, как Лян Цичао, Чжу Чжисинь, которые упоминали о марксизме. Был, говорят, и еще кто-то, кто в одном журнале перевел „Развитие социализма от утопии к науке“ Энгельса. В общем, в то время я не видел [этих изданий], а если и видел, то всего лишь скользнул глазом, не придав им значения»31. О том же он вспоминал и позднее, в сентябре 1964 года, в беседе с камбоджийским принцем Сиануком32.

Помимо марксизма Ли Дачжао первым в Китае обратил внимание и на всемирное значение большевистского опыта. Полностью приняв позиции большевиков, он как раз в 1918 году начал интенсивно пропагандировать российский коммунизм. Так что именно профессор Ли стал прокладывать в Китае тот путь, по которому всего через тридцать лет к власти в этой стране придет его «интеллигентный и обходительный» помощник. Уже в июле 1918 года в статье «Сравнение французской революции с русской» Ли Дачжао писал: «Русская революция знаменует изменения в сознании не только русских, но и всего человечества XX века… Мы должны с гордостью приветствовать русскую революцию как свет новой цивилизации. Нам надо внимательно прислушаться к вестям из новой России, которая строится на принципах свободы и гуманизма. Только тогда мы будем идти в ногу с мировым прогрессом. И не следует впадать в уныние от временных неурядиц в сегодняшней России!»33 Вот такие «сны» рождались в тиши «Красного терема».

Вскоре после того, как Мао Цзэдун был зачислен в штат библиотеки, именно директор Ли познакомил его с азами большевистской идеологии. «Капиталисты, — внушал он, — составляют ничтожное меньшинство человечества, а трудящиеся — подавляющее большинство. Буржуазия или унаследовала свое имущество от патриархально-родового строя, или приобрела его, опираясь на всевластие экономической организации капитализма… Всякий, кто не работает, а ест произведенное другим, — грабитель». С «несправедливостью», доказывал Ли, надо покончить: «Мы должны… предоставить возможность всем людям стать трудящимися, а не грабителями». Как это сделать? Путем мировой социалистической революции, начало которой и положили российские коммунисты. «Большевизм, — разъяснял он, — это принципы, которых придерживаются русские большевики. Что же они собой представляют?.. Большевики основывают свою деятельность на учении немецкого экономиста, социалиста Маркса; их цель — ликвидировать государственные границы, препятствующие в настоящее время социализму, уничтожить капиталистический режим, при котором буржуазия присваивает прибыль… Большевики признают войну классовую, войну мирового пролетариата против мировой буржуазии… Как основу мировой федерации предполагается создать сначала федеративную демократическую республику Европы. В этом и заключаются принципы большевизма. Это и есть новое кредо мировой революции XX века». Ли Дачжао восторгался вождями большевиков. С их программой он был горячо солидарен. «Можно понять, — рассуждал он, — что Троцкий рассматривал русскую революцию как бикфордов шнур мировой революции. Русская революция всего лишь одна из революций в мире, неисчислимые народные революции еще поднимутся друг за другом… Повсюду реют красные знамена, повсюду возникают профсоюзы. С полным основанием можно сказать, что это революции русского образца, революции XX века… Прозвучал набат гуманизма. Взошла заря свободы. Будущий мир будет миром красного знамени… Русская революция… предвещает перемены на земле. Хотя большевизм создан русскими, однако он отражает пробуждение всего человечества XX века. Поэтому победа большевизма есть победа нового духа на основе общего пробуждения человечества XX века»34.