Мышление будущего. Пять видов интеллекта, ведущих к успеху в жизни - Говард Гарднер

Уже сто тысяч лет назад предшественники homo sapiens украшали себя разноцветными бусами. По мнению ученых, члены одной группы первобытных людей сознательно делали это, чтобы отличаться от членов других групп[44]. Точно не известно, для чего служили эти украшения первобытному человеку – только ли для того, чтобы создать отличительные признаки группы. Не известно также, общались ли наши прародители на своеобразном протоязыке; и как попытки выделиться связаны с другими ранними символами – от церемонии погребения до рисунков животных в пещерах. Однако очевидно, что использование знаков, отличающих одну группу от другой, – это важная постоянная характеристика нашего вида.

Антропологи и археологи изучали членство в группах с разных точек зрения. Они выяснили, что многие артефакты, такие как маски, тотемные столбы, щиты, были украшены отличительными знаками. Модели родства были, как правило, экзогамны: мужчины приводили партнерш из соседних племен, в соответствии с принадлежностью к племени выбирали имена детей и т. д. Обмен подарками между группами был церемониальным ритуалом. Однако отличительные знаки использовались не только в повседневных или праздничных ситуациях. Племена часто участвовали в ритуальных войнах, длящихся, пока определенное число представителей племени с той или иной стороны не погибнет. В настоящее время ритуальные аспекты конфликтов практически сошли на нет, но их отголоски прослеживаются в таких леденящих кровь выражениях, как «тотальная война», «мировая война», «глобальный конфликт» или «взаимное уничтожение».

Люди следуют глубоко укоренившейся тенденции к созданию групп, они тем или иным способом отмечают отличия между ними, усваивают четко позитивное или четко негативное отношение к соседним и более отдаленным группам. Взаимоотношения могут быть разными – от крепкой дружбы до длительного соперничества и смертельной вражды. Антрополог Клод Леви-Стросс считал дихотомию взаимоотношений основной характеристикой человека. Он полагал, что отношения в социуме базируются на идее обмена между культурными группами. Предметами обмена являются войны, товары и женщины.

Пятьдесят лет назад, после возникновения нацистской псевдонаучной теории расы, в мире неохотно принимали биологические объяснения поведения человека. Поэтому тенденция к делению на группы и организации считалась культурным феноменом, тем, что по желанию можно изменить. Сегодня ученые вновь обратились к биологии. Они подчеркивают аналогии в мире приматов, ищут доказательства того, что части мозга или даже конкретные гены отвечают за признание групповых различий и моделей взаимоотношений, которые имеют место между группами.

Объяснения, взятые из социобиологии и эволюционной психологии, не вызывают сомнений. Человек действительно имеет глубоко укоренившуюся склонность к установке границ или размеров своей группы, к тому, чтобы идентифицировать себя с ней, ценить ее членов и относиться настороженно или враждебно к другим группам. Однако такие биологические объяснения имеют свои ограничения. Во-первых, они не учитывают контуры, глубину или непостоянство различий внутри группы и между группами. (Вспомните, как менялись отношения между Британией и Францией за десятилетия и за века.) Во-вторых, люди в течение жизни одновременно демонстрируют агрессивное/враждебное и альтруистическое/дружественное поведение; и любому отношению к другой группе можно со временем найти рациональное объяснение. Наконец, даже если существует биологическая основа дихотомии, стереотипного поведения или предвзятости, то люди в каждом поколении должны пытаться справиться с этими склонностями, приглушить или преодолеть их. (Ваша реакция на термин «космополит» проиллюстрирует ваше отношение к данному вопросу.) На самом деле невозможно было бы объяснить мирные тенденции последних лет в таких регионах, как Северная Ирландия и Южная Африка, если бы вражда между группами – католиками и протестантами, цветными и белыми – была действительно непримиримой.

С возникновением оружия массового уничтожения, в первую очередь ядерного, взаимоотношения между группами людей перешли определенную черту. В прошлом худшим исходом обрядовых войн являлось истребление враждебной группы. Как показывают недавние события в Судане, Руанде и бывшей Югославии, концепция, обозначаемая словом геноцид, стара, как Библия. Сегодня война не знает ограничений. Менее чем за сто лет мы пережили две войны, в которые был вовлечен почти весь земной шар. У нас есть ядерное, биологическое и химическое оружие, которое не знает границ и – в худшем случае – способно сделать мир необитаемым. Удивительно, что до сих пор такое оружие использовалось лишь изредка. Поэтому требуется невероятный оптимизм, чтобы верить в то, что нам удастся избежать военного конфликта, угрожающего всему миру.

Поставить войну и оружие вне закона – благородная идея, однако ее вряд ли можно реализовать. Группы не доверяют друг другу и, как следствие, – постоянно нарушают свои обязательства. Вероятно, в основе подобного недоверия лежит просто здравый смысл, подсказывающий, что противникам, обещающим слишком много, верить не стоит. (Когда я был молод, одного слова – Мюнхен[45]– хватало, чтобы выразить скептическое отношение к обещаниям мировых лидеров сохранить мир.) Для отдельных людей и групп заменой войнам может стать конкуренция – от коммерческой до спортивной. Однако идея о том, что страны будут хвастаться своими футбольными победами или сетью ресторанов McDonald’s, и это поможет избежать войн, наивна. Поэтому единственно возможный путь к прогрессу – изобретение специальных «антиагрессивных» пилюль либо всеобщее удаление клеток мозга или генов, поддерживающих агрессивное поведение. И здесь ключевую роль вновь играет образование.

К чему следует стремиться в мире, состоящем из нескольких сотен стран, где тысячи групп говорят на множестве языков, где живет более 6 миллиардов человек? Очевидно, что сегодня выстроить стены, которые изолируют одну группу от другой, уже не удастся. Мы, homo sapiens, должны как-то научиться жить на соседних территориях – и одной планете – не ненавидя и не убивая друг друга, не поддаваясь на расистские провокации, даже если наша группа в данный период времени в чем-то превосходит другую. Сейчас часто говорят о нехватке толерантности, и, пожалуй, ее обретение – это все, на что мы можем надеяться. Оптимисты же более романтичны. Так, накануне Второй мировой войны поэт Уистен Хью Оден заявил: «Мы должны полюбить друг друга или умереть»[46].