Три кило веселья - Валерий Гусев

– Лех, давай завтра, а? Спать хочется. И контрольная у меня первым уроком.

– Дим, я могу забыть до завтра. Слушай. Этот лысый, который подглядывает, сказал, что Базилио все ходил вокруг «Грозного» и что-то делал…

Глаза у меня уже были закрыты, но слух еще не отключился.

– …А тетка-соседка сказала, что гимназисты приносили адмиралу торт. Вот в такой, Дим, коробке.

– Ну и что? – В голове у меня был приятный убаюкивающий шум. Если бы не Алешкино жужжанье.

– Ты спишь, Дим? Сейчас проснешься. Адмирал тортами не питается. Он питается конфетами и ромом. Раз! Базилио, который бродил вокруг «Грозного», делал пальцами вот так. Посмотри.

Я приоткрыл глаза. Алешка сидел на тахте. Растопырив большой и указательный пальцы, он «шагал» ими по одеялу, будто измерял его длину. Я закрыл глаза. Когда же он успокоится?

– Понял, Дим? Он замерял размеры «аквариума».

– Ему это очень надо, – сквозь одолевающий сон пробормотал я.

– Очень надо! Они сделали коробку такого размера, разукрасили ее под торт. И все! Теперь-то ты понял?

Теперь понял. Когда адмирал готовил им на кухне чай, они вынули «Грозный» из «аквариума» и засунули в коробку, а пустой «аквариум» снова накрыли салфеткой.

И все! Раз уж вы, товарищ адмирал, не питаетесь тортами, то мы отнесем его в соседний подъезд одной бабушке-старушке. Она питается только тортами. Когда они у нее есть.

Здорово!

– Если, Дим, мы этого козла Базилио расколем, то мы с тобой всю банду повяжем.

Или она нас…

Два дня я Лешку почти не видел. Только иногда на переменках в школе он мелькал где-то вдали, озабоченный и сосредоточенный.

Один раз я даже пытался его поймать, окликнул, придержал за плечо. Алешка вскинул на меня затуманенные какими-то мыслями глаза и, похоже, даже не узнал родного брата. Он пробормотал:

– Не видел, не знаю, не помню, – сбросил мою руку с плеча и за кем-то нырнул в толпу третьеклассников. И бесследно там растворился.

Потом его подпольная деятельность переместилась в сторону гимназии. И я видел его несколько раз, когда он оживленно трепался с каким-то мелким гимназистом на детской площадке. А однажды он задумчиво прогуливался под ручку с Зинкой-Корзинкой и держал при этом над ней ее зонтик.

Домой Алешка являлся поздно, сейчас же садился за уроки. («Не мешай, Дим! Реши мне вот эту задачку, Дим! Проверь упражнение, Дим! Иди, Дим, на фиг!») После уроков записывал что-то в свою «тайную» тетрадь, которую прятал за батареей.

Папа тоже пропадал на работе. У них там расследовалось какое-то сложное дело. Мама даже ворчала по вечерам:

– У нас есть семья? Или я живу в одиночестве? Мне даже скучно стало.

– Ничего, – спокойно пообещал Алешка. – Скоро будет весело. Особенно адмиралу.

– А в лоб? – с намеком спросил уставший папа.

– Лучше по лбу, – ответил Алешка. – Но не мне.

А мне все это надоело. Особенно когда я увидел, как Алешка с загадкой на лице выскочил из машины майора Степика.

– Подожди, Дим, – не стал он ничего объяснять. – Еще не все сложилось. Еще на светлом луче есть темные пятна.

Но больше всего темных пятен у него появилось в школе. В виде двоек и записей в дневнике. «Невнимателен на уроках. Задумчив. Дерзок с педагогом. Прошу принять к нему самые строгие меры. Мих Потапов». Лешкиной рукой переправлено: «Михаил Потапыч».

Мама возмутилась ужасно. Она просто разгневалась. Даже топнула ногой и грохнула старую чашку об пол (она давно хотела ее выбросить, да все забывала).

– Отец! Ты скажи: что дурного, если ребенок задумчив? Значит, он мыслит! Ты много знаешь ребенков, которые задумчиво мыслят?

– В нашем доме? Ни одного. Зато есть дерзкие с педагогами. И невнимательные на уроках.

– Ах так! А ты знаешь, что один ребенок был все время невнимателен на уроках, а потом взял и изобрел для всего человечества ракетный двигатель! И таблицу Менделеева!

– И «гамбургер», – вставил папа.

Мама немного растерялась – она не знала, «гамбургер» для всего человечества – это здорово или не очень?

– Там еще написано, – напомнил папа, – что нужно принять самые строгие меры.

– Вот и прими. К этому… Потапычу.

– Почему к Потапычу? – удивился папа. – По-моему, здесь ясно сказано, что…

– К нему, к нему! – вспылила мама. – К педагогу! Читай внимательно!..

Алешка подмигнул мне, и мы тихонько, мышками, выбрались из кухни.

В нашей комнате Алешка зачем-то включил погромче телевизор, накарябал какие-то строчки на клочке бумаги и сказал:

– Тебе поручение, Дим. Ты должен его выполнить. Иначе грош тебе цена.

Начало впечатляющее. Очень строго сказано. Только плохо было слышно. Я убавил звук. А Лешка – голос. И стал шептать.

Я слушал. И чем больше слушал, тем больше его уважал. Он многое сделал за это время. И если эта проверка, которую он мне поручает, подтвердит его предположения, подлая банда окажется в наших руках. Точнее – в руках правосудия.

– Все понял? – спросил Алешка. – Ничего не забыл? Главное, Дим, обаяние. И наивность.

Наивность – да, ее у меня с излишком. А вот обаяние… где ж его взять?

Лешка, видя мою растерянность, объяснил:

– Улыбайся вовсю. Только не хихикай как дурачок. И не спорь по пустякам. Побольше соглашайся, кивай почаще и говори: «Как это верно! Как вы правы! Я тоже мог бы так подумать, но ума не хватило».

Господи, вот набрался-то! В его возрасте я и половины таких хитростей не знал. Теперь я понимаю секрет его жизненных успехов. Ох и не прост мой братец!

– Держи, – он протянул мне клочок бумаги, – адрес. Я его запомнил с визитки.

Я посмотрел: «Улеца Богрискова, дом 2».

Господи, в его возрасте я знал, как пишется слово «улица», и даже читал стихи Багрицкого.

– Запомнил?

Я кивнул:

– Разжевать и проглотить?

– Ты голодный, что ли? – удивился Алешка. – Как хочешь.

Я повертел записку – неаппетитная какая, – на обороте обнаружил цифры: «4х1х2».

– Это что за задачка?

– Это, Дим, размер коробки для «Грозного», в пальцах. Вещественное доказательство. Зинка добыла. Рукой Кота Васьки написано.

Грамотно пацан работает. Папина школа!

На «улеце Богрискова» я без труда нашел дом под вывеской: «Старый Тоомас. Евроремонт офисов и квартир».

Нажал кнопочку домофона.