Кофемолка - Михаил Идов

— А сейшас, — провозгласил Эркюль, отмыкая замок, — я делаю настоящие деньги!

Мы встали, шагнули в сторону выхода и чуть не были растоптаны ворвавшимися в пекарню людьми. За это время толпа увеличилась человек до пятнадцати и еще больше изголодалась.

Я оглянулся на прилавок и заметил что-то, а вернее кого-то, не замеченного мною ранее: за кассой стояла коллега Эркюля, невысокая девушка в пластмассовых очках а-ля шестидесятые и полосатой рубашке с закатанными рукавами. Должно быть, она только что поднялась сюда из подвала. Я помахал ей, но она уже доставала из витрины что-то хрупко-розовое, украшенное кружевным шоколадным ирокезом, и с хирургической точностью опускала в крохотную коробочку, и наливала кофе, и отсчитывала сдачу, и отчитывала кого-то по телефону, прижатому к уху плечом, и улыбалась следующему покупателю, а Эркюль уже кричал на нее: «Проснись, сплюшка!» Мы увернулись от несущейся на нас коляски и вышли.

Блюц сдержал свою угрозу: книги пришли по почте на той же неделе, обе — дебюты. Одна оказалась романом редактора литературного журнала о буднях литературного журнала, другая — романом вьетнамки из Мичигана о том, каково расти вьетнамкой в Мичигане. Это все, что мне требовалось, чтобы заново убедиться в правильности нашего с Ниной жизненного выбора.

По сравнению с «Цайдлем» и «Шапокляк» отношения со всеми остальными поставщиками выстроились легко, как во сне. Овощи мы постановили брать на фермерском рынке, мясные продукты — у «Д'Артаньяна», хлеб — из «Бальтазара», а газировку — у малоизвестной компании из Вермонта под названием «Унну». Это якобы индейское словечко распаковывалось в лозунг «Утоли Неутоляемое Неустанным Утолением». Ценовая политика нам тоже далась без труда. Мы просто оценили все основные кофейные напитки на 25 центов дешевле их эквивалента в «Старбаксе». Цены на наши более эзотерические венские напитки — айншпеннер (эспрессо со шлагом в бокале) и меланж (не то очень влажный капучино, не то очень пенный латте) — мы установили более экстравагантные. Равновесия ради мы подрядились продавать обычный кофе всего за доллар, включая налог. У людей должна быть возможность зайти куда угодно и получить чашку кофе за один бакс.

Найм барист, которых мы решили, но так и не смогли без хихиканья называть кофемейстерами, сначала казался делом столь же несложным. Я написал объявление на сайт «Список Крейга» («Изысканное, но не помпезное венское кафе ищет сотрудников, Нижний Ист-Сайд, Нью-Йорк»), и час спустя у меня в почтовом ящике было сорок сообщений от кандидатов. К некоторым прилагались профессиональные фотопортреты. Пара даже включала в себя интимные физические параметры.

— Найми красивую, — посоветовал Орен, разглядывая у меня через плечо портрет Зильке, немецкой блондинки. Она была запечатлена в обнимку с могучим стволом дуба. Ее пальцы ласкали грубую кору, намекая на иные тактильные удовольствия. Орен мельком огляделся, проверив, нет ли поблизости Нины. Нины не было. — Сам понимаешь. Себя надо баловать.

— А?

— Ты ж пашешь, да?

Я не был уверен, шутит он или нет. Во время этого разговора только один из нас держал в руках дрель. Другой разглядывал фотографии девушек.

— Ну да.

— Пашешь. Вложил много денег. Надо себя баловать, — Орен указал на любительницу природы дрелью; метафора, которой не допустил бы даже самый рассеянный автор, если бы это было метафорой. — Для того и работаем, а?

Проигнорировать его совет, если честно, было непросто. Процентное соотношение мужчин и женщин среди кандидатов было пятнадцать к одному. Типичное резюме девушки подчеркивало оптимизм, коммуникабельность и уживчивый характер и намекало на актерские амбиции. Типичное резюме юноши начиналось с фразы «Вы можете знать меня как автора „Настольной книги панархиста“, сборника, осмысляющего и оспаривающего наследие Ги Дебора методами неоформалистской поэзии» и сочилось отвращением к работе.

Мы с Ниной просматривали эти портреты в довольно озорном настроении. Процесс напоминал совместное чтение объявлений об интимном знакомстве. Отсеяв безумцев, тупиц, трогательно неквалифицированных и гротескно претенциозных, мы выбрали дюжину финалистов и пригласили их всех на собеседование в один и тот же день, с интервалами в 30 минут.

— Ты поговоришь с ними? — спросила Нина. — У меня не получится. Я боюсь войти в роль женщины-дракона.[36]

— Меня эта перспектива вообще-то тоже не особенно радует, — признался я.

— По-по-пожа-а-алуйста.

— Я еще никогда не платил людям зарплату из своего кармана. В этом есть какой-то нездоровый подтекст.

— Марк, лапа. Мы не коммуну тут устраиваем. В какой-то момент кому-то придется взять на себя ответственность, — Нина замерла и с удивлением повторила одними губами последнюю фразу. — Боже мой, ты только меня послушай!

В конце концов я отправил ее в «Шапокляк» за пробной порцией эркюлевских творений и провел собеседования сам. Тридцатиминутные интервалы оказались слишком короткими. Опоздавшие сталкивались с рано прибывшими. Задержки накапливались и умножались, как в перегруженном аэропорту. День телескопировал.

Найм любых подчиненных представляет из себя отчасти ролевую игру, отчасти флирт, но в основном напоминает решение трехмерной головоломки. Один перспективный кандидат мог работать только вечерами по будням. Его заместительница была безупречна во всех отношениях, но каждую вторую субботу посвящала урокам виндсерфинга. Ее и. о., живший на два берега, появлялся в городе первую и третью недели каждого незимнего месяца. (Его работа на западном побережье? Свой собственный чайный салон. Еще одно свидетельство того, что Лос-Анджелес — антитерра Нью-Йорка.) Яэль, фотомодель с лавандовыми венами, не могла работать в дни высокой концентрации аллергенной пыльцы; Джером, безработный дизайнер скейтов, требовал выходной в день каждого матча баскетбольной команды «Нике». Жизнь всех этих людей была куда более захватывающей и в то же время гораздо более регламентированной, чем наша. В детективах, когда подозреваемый не моргнув глазом сообщает, что он делал в пятницу три недели назад, я считал это издержкой плохого сюжета или признанием вины — невиновные таких деталей не помнят, не правда ли? — но кандидаты в кофемейстеры оказались еще более продвинутым племенем, чем эти памятливые злодеи. Они спокойно могли сказать, где будут в пятницу через три месяца.

К шести вечера нашей главной надеждой оказалась Зия, чернокожая девушка с ирокезом, только что невероятным образом завершившая год работы официанткой в крохотном ресторане в Провансе. Мужчины на Зию не столько заглядывались, сколько бросали все и шли за ней, как за гаммельнским крысоловом; когда она вошла в полудостроенное кафе, за ней последовали два молодых человека и велосипед. (Один, сориентировавшись, попытался устроиться на работу.) Я так хотел нанять Зию, что начал комплексовать насчет немодной музыки в моем айподе — как назло, позорно зависшем на Моби, — и насчет того, не оскорбит ли ее цайдлевский мальчик в феске. Увы, Зия и сама знала, что лучше нее нам никого не найти. Она не соглашалась ни на какое твердое расписание и вскоре бесстыдно стравливала нас с уже предложившим ей работу кафе «Гавана» в надежде оркестрировать аукцион. Она даже заставила менеджера «Гаваны» позвонить мне и по-пробовать набросать соглашение о взаимовыгодном разделе Зии; переговоры быстро зашли в тупик на взрывоопасном вопросе, кому она достанется по выходным.