Гарантия на счастье - Катажина Грохоля

Накинула куртку и вышла во двор. Ей пришлось расчищать снег, чтобы добраться до сарая, но она не ошиблась: подставка с металлическими лапами льва ждала ее там, с правой стороны.

Почувствовала, что горят щеки.

Хлопнула дверью сарая, положила подставку в прихожей, обулась, закрыла за собой дверь и очистила от снега машину. К счастью, мотор завелся с первого раза. Медленно двинулась в сторону города.

Все же ему это не по силам. Он не учел, что в такой сильный мороз идти гораздо труднее. Нога болела все сильнее, а в ушах шумело: «Проваливай отсюда!»

Он знал, что выглядит сейчас не лучшим образом, но какое значение имеет внешность? Женщина, которую он любил, не была красивой. Но он помнит ее запах, он мог бы часами грезить о запахе ее губ, ладоней и волос, вспоминать ее утренний и вечерний запахи, запах после близости, и тогда, когда она ждала любви. Он мог бы часами описывать ее прикосновение, легкое и дружеское, любопытное, небрежное и нежное. Прикосновение, которого он ждал всегда, изменяющее для него и время, и пространство. А вкус? Он мог бы разложить этот вкус на тысячи составных частей, и каждая из них могла бы заполнить все его существо. А ее руки? Ладони с длинными пальцами. Руки усталые, руки любящие, руки, которые давали ему есть, руки кормилицы, руки неутоленной нежности, руки мягкие и деликатные, как внутренняя сторона уха, руки внимательные, руки прижимающие, обнимающие, руки, поднимающие его голову. А глаза! Какие у нее были глаза! Как часто она улыбалась ему — особенно тогда, когда он не мог насытиться ее близостью. Она радовалась его любви, а он языком нежно касался ее лица, пока она спала. Ощущал малейшее движение воздуха. Вдох-выдох, вдох-выдох… Стоило ей шевельнуться — и он делал вид, что спит, но однажды она поймала его за этим занятием, но совсем не рассердилась, наоборот, крепко его обняла и прижала к себе. А потом она долго плакала, а он не знал почему, но принимал и ее слезы, и ее радость. Главное, чтобы она чувствовала себя с ним в безопасности, спокойно, он знал, что это — самое важное.

Он уже не найдет ее.

Она уехала внезапно, никого не предупредив. И для него это тоже было неожиданностью, хотя он и предчувствовал любые перемены. Уехала внезапно и бросила его, как никому не нужную игрушку. Он не знал, что женщины на такое способны. Они ведь такие хрупкие, такие нежные. А женщина, которую он любил, определенно нуждалась в его заботе.

Наверное, потому он и отправился в путь. Но он не рассчитал: чтобы выжить, нужно хоть чем-нибудь питаться. Он просчитался. У него не было ничего, кроме него самого.

И никого, кто бы его обнял и сказал: «Не переживай, ты справишься, я с тобой». Потому что он был один. Люди не любят одиночек. Они больше всего боятся того, что мучает их самих. Он не будет просить и вымаливать. Он только пройдет через этот враждебный город и присядет где-нибудь, где можно будет отдохнуть. Снег только с виду такой холодный. Спят же некоторые звери под снегом, например, медведи. Снег на самом деле теплый и нежный — если посмотреть, как подобает.

Она торопливо складывала покупки в корзинку. Яйца, масло, творог, рыба. Ну и пусть слишком большая! Она заморозит лишнее. Это же Рождество. Свечи.

ТОЛЬКО НАШИ СВЕЧИ ГОРЯТ ЦЕЛЫХ ДВАДЦАТЬ ЧЕТЫРЕ ЧАСА!

Хорошее вино к рыбе, «Шабли», не то дешевое, а вот это — самое дорогое. Она сможет представить себе, что с ней Кшиштоф, которому она скажет: «Не бойся».

Или мама.

Не бойся, мама.

И елка будет высокая, до потолка. Закрепленная на крыше машины, со связанными лапами, елка ждала ее на стоянке. До первой звезды еще есть время, она успеет.

И эта машина тоже не остановилась. А ведь водитель видел, в каком состоянии путник. Сил уже нет. Осталось лишь несколько домов, и он наконец выйдет из этого города, где никто никого не ждет, и окажется там, где никого нет, только тишина. Тишина и покой, там, где он сможет отдохнуть. Вспомнить лучшие минуты прошлого. Ласку и нежность, доброту и любовь. Ведь сегодня день примирения. Примирения со своим разочарованием. Страшно только сначала, когда холод проникает в каждую клеточку тела. А потом становится тепло. Тепло и хорошо. Хорошо и безразлично. А это как раз то, что нужно: чтобы в конце концов стало безразлично. Чтобы желудок не вспоминал ни о сытости, ни о голоде, а тело — о прикосновениях. Нужно, чтобы все растворилось и исчезло, без мучения, без надежды на то, что кто-то появится. Осталось всего несколько сот метров. Смеркается. Теперь уже никто и никогда его не найдет, и он сам перестанет искать.

Успеть до первой звезды!

Рыба на сковородке, пирог в духовке. Елка не влезает в подставку — слишком долго она простояла в сарае. Не получилось открутить болты, которые стягивают обруч и удерживают ствол. Она не может поставить елку, но это вовсе не мешает ей достать шары, игрушки, фонарики, фигурки ангелочков и гирлянды. Елку можно приставить к стене; пусть это выглядит смешно, но елку, чтобы не упала, она все равно разместит между камином и стеной; нужно успеть до первой звезды.

А вот это неплохо. Даже очень неплохо:

УСПЕТЬ ДО ПЕРВОЙ ЗВЕЗДЫ.

Комната выглядит даже лучше, чем тогда, двадцать девять лет назад. Лоскутное покрывало сделало кресло красивым и уютным. Кресло не для мужчины, а только для нее, праздничное кресло для ее тела, уставшего от вечного одиночества, для ее измученного поиском решений ума, для ее ног, еще стройных, но не вызвавших ни у кого желания прикоснуться, для ее испуганной души. А потом она будет ждать подарка от Вселенной, ждать своего собственного чуда, которое произойдет. Или не произойдет.

Она пошла в ванную комнату и открыла кран.

ТВОЯ ЛУЧШАЯ ПЕНА ДЛЯ ВАНН. ГЕЛЬ ДЛЯ ДУША, КОТОРЫЙ ВЕРНЕТ МОЛОДОСТЬ ТВОЕЙ КОЖЕ!

Новинка! Приготовила рекламный шампунь и бальзам.

СУПЕРАКЦИЯ! ДВА В ОДНОМ!

Вернулась на кухню и выключила духовку. Творожный пирог подрумянился. Приоткрыла дверь в комнату и, когда ее взгляд упал на накрытый на двоих стол, подсвечник с двумя свечами, отбрасывавшими мягкий свет на елку, поняла, что чудо уже свершилось.

И если кто-то придет, она пригласит его в дом — она торжественно пообещала себе это в первый сочельник без отца, когда мать унесла на кухню лишний прибор. Сегодня эта мысль вернулась к ней в первый раз с тех пор. И в первый раз на столе стояла тарелка для Никого — как велит обычай.

Он не дойдет до леса. Ногу разрывает тупая боль, а дыхание замерзает в воздухе. Это неправда, что легко расстаться с иллюзией. Не было тепла, и так ужасно хотелось войти в какой-нибудь из домов, стать на пороге — так он себе это представлял, что остановится на пороге, а кто-нибудь откроет дверь и без слов впустит его в дом, ни о чем не спрашивая и не опасаясь чужака. Но сейчас все боялись всех, а ведь он так много мог дать! Только что с того, если некому было это взять?

Он присядет здесь, около этого дома, не на улице, чтобы ни у кого не вызвать подозрений, может, есть какой-нибудь вход в сад или приоткрытый сарай… Присядет только на минутку, чтобы не продувало насквозь, только на минутку, может, он заснет, а добрый Бог разбудит его прямо перед полуночью и мягко спросит: «Какого чуда ты хочешь для себя?»