Единственная наследница - Звева Казати Модиньяни

Риччо закашлялся, прочистил себе горло и, сплюнув, сделал еще одну затяжку.

– Речь идет о том, чтобы взять одну вещь, не очень громоздкую, но ценную.

– Взять? – осведомился Чезаре без возмущения.

– Взять и передать по назначению. Плата наличными. По пятьсот лир на брата, – наконец-то объяснил он.

– Пятьсот лир – это куча денег, – заметил Чезаре, не вдаваясь в детали. Он быстро подсчитал: пятьсот лир – это шесть месяцев работы, а то и целый год. Он мог бы дать отдохнуть матери и вызволить из фабричного подвала сестру. Мог бы купить себе костюм и пару новых башмаков, а то и подержанный велосипед, на котором поехать в Монцу, где, говорят, даже королева раскатывала на велосипеде в парке, что вокруг королевской виллы. Мог бы позволить себе миг передышки, вздохнуть, оглядеться кругом. – Но ведь никто, – заметил он между тем, – не платит пятьсот лир за обычную работу.

– Но это не обычная работа, – возразил Риччо.

– Короче, – резко оборвал его Чезаре. – Что-то нужно украсть?

– Угадал. У графов Спада в следующую субботу устраивают праздник. Обед и бал. Все это на первом этаже. Следишь за моей мыслью?

– Еще бы! – Он и вправду был очень внимателен.

– Нужно перелезть через калитку. Это пустяк. Потом пересечь сад, забраться на второй этаж, перелезть через подоконник – и мы в кабинете графа. Там нужно взять маленькую картину.

– То есть украсть, ты хочешь сказать. – Чезаре привык называть вещи своими именами. Среди его ближайших планов кража не предусматривалась, но и не исключалась тоже. Его моральный кодекс был ясен и прост, и не было риска, который бы его пугал. Еще недавно он подвергал себя гораздо большей опасности. Дело было в другом: стоила ли игра свеч? Возможно, пятьсот лир и не изменили бы коренным образом его жизни – тогда, конечно, не стоило.

– Да, украсть, – признался Риччо, выдерживая его взгляд. – Тебя это пугает?

– Меня ничто не пугает, – ответил тот коротко.

– Так что же? – наверное, этот парень всегда будет для него загадкой.

– Я должен подумать. И скоро дам тебе ответ. Проговорив это, Чезаре встал и направился к дому.

Придя домой, Чезаре обнаружил, что печь не топится, кухня пуста и стол не накрыт, а младшие братья играют во дворе, хотя наступило время ужина. Он вошел в комнату. Мать лежала на своей широкой супружеской кровати, но не спала, а сосредоточенно рассматривала свою свадебную фотографию. Она оторвала взгляд от снимка и посмотрела на него. Дышала она шумно и с трудом. Силясь не показаться встревоженным, Чезаре подошел к матери: он никогда не видел ее в постели в такой ранний час.

– Тебе плохо? – участливо спросил он.

– Нет, ничего.

Мать протянула руку, чтобы погладить его по лицу, но сил не хватило, и рука ее упала, как плеть.

– Может, нужно посоветоваться?.. – Он не договорил «с врачом», потому что это значило бы, что болезнь серьезная и нужны траты, превышающие их возможности.

– Только этого нам не хватало, – испуганно ответила Эльвира, которая сразу поняла, что он имел в виду. – Завтра мне будет лучше.

С некоторых пор мать была не такой, как раньше. Уже несколько дней Чезаре наблюдал за ней, когда она прибирала в доме или готовила ужин: лицо усталое, движения замедленные, темные круги возле печально потухших глаз.

– Завтра мне полегчает, – повторила она, чтобы утешить сына. – Подожди, сейчас вернется Джузеппина и приготовит ужин. А я сегодня вечером есть не хочу.

– Я сам могу приготовить, – предложил он. Взгляд матери стал строгим.

– Это женское дело, – возразила она, – а мужчина должен заниматься мужскими делами. Твой отец был так силен, что разбивал кирпичи кулаками. Если бы эта проклятая болезнь не унесла его… – Она провела рукой по глазам, чтобы вытереть слезы.

– Что случилось, мама? – спросил Чезаре.

– Я тебе сказала, что я устала.

– Дело не только в усталости, – продолжал выспрашивать он. – Ты плохо себя чувствуешь? Тебя кто-то обидел?

– От тебя не скроешь, – покачала она головой. – Ты чертовски проницательный.

– Так что же случилось, мама?

– Сегодня я отнесла все выстиранное белье синьоре Мартинелли. – Она говорила медленно, голос ее словно бы шел издалека. – Знаешь жену золотых дел мастера из Карробио? Вот она самая. В такую ясную погоду, с таким солнцем, как сегодня, я успела и выстирать, и высушить все. Она должна была заплатить мне за стирку за месяц. Вместо этого она нашла целую кучу недостатков и с руганью вернула назад все белье. Ничего мне не заплатила, и к тому же я должна теперь все перестирывать заново.

– Нет, не нужно, мама. – Чезаре погладил ее по лбу и ободряюще улыбнулся ей. Если бы он дал сейчас выход той ярости, что кипела у него внутри, он бы только ухудшил дело. Он хорошо знал синьору Мартинелли, эту подлую задаваку, которая получала садистское удовольствие, унижая беззащитных людей.

– Как же не нужно? – испуганно спросила Эльвира.

– Я достану деньги. Мы с Риччо беремся за работу, которая освободит тебя от этой каторги. – С этого момента у него появилось оправдание, и он был готов на все.

– Ты у меня молодец, – прошептала мать. – Ты будешь таким же хорошим работником, как отец.

Чезаре улыбнулся, но ничего не сказал. Она слишком устала, подавлена всем происшедшим и, наверное, очень больна. Он не стал возражать. Он, конечно, будет хорошим работником, но построит свою жизнь не так, как отец.

Когда в пять утра Чезаре встал, чтобы идти в прачечную, постель матери была пуста и аккуратно прибрана. Парень мысленно истолковал это как добрый знак. Раз она пошла на работу спозаранку, значит, худшее было позади и ее больной вид накануне был вызван только унижением и усталостью.

Шагая, как всегда, вместе с Риччо в сторону Крешензаго, он не заговаривал о его вчерашнем предложении, и друг тоже помалкивал, не сомневаясь, что когда Чезаре решит, то сам ему скажет.

На работе вдова вела себя так, словно между нею и Чезаре ничего не произошло, и парень принял это как должное. Он и сам вел себя по-мужски: ничто в его лице или в поведении не выдавало его – внешне он был точно таким же, как и всегда.

На закате, когда он сложил последнее белье и присоединился к Риччо на пороге прачечной, вдова уже зажгла свет в окнах своего домика, но в этот вечер Чезаре ее не видел, поскольку была очередь старшей работницы вручить хозяйке ключи.

Не успел он ступить на порог, вернувшись с работы домой, как Аугусто, ожидавший его на улице, бросился навстречу.

– Маме плохо! – запыхавшись, крикнул он.