Поэзия зла - Лайза Рени Джонс

В ответ на любое ваше несогласованное действие мы вызовем адвоката.

– Ничего, мы уже уходим, – успокаивает Лэнг и достает из кармана визитку, предлагая ее Бекки. – Если вспомните что-нибудь, пусть даже мелочь, которую нам следует знать, позвоните. Всякое, знаете ли, бывает…

Сердитым движением она хватает карточку с его ладони.

– Так и поступим.

– Приятного вечера, миссис Смит, – прощаюсь я, чуть приподняв подбородок.

Мы с Лэнгом возвращаемся к машине, где тот, едва запустив мотор, выпаливает:

– Слушай, она же вылитая ты!

Этот коммент я игнорирую, сосредотачиваясь на собранной информации.

– Она призналась, что у него есть коллекция поэзии. И поняла, что мы здесь из-за ее мужа. Ей известно, что он монстр. Ее можно расколоть.

– Да понял я, – отмахивается Лэнг. – Давай вернемся к моему первому пункту. Она похожа на тебя.

– Как и миллионы других шатенок с зелеными глазами.

– Даже черты лица как у тебя. А он тебя выслеживал, Джаз… Мне не нравится, куда все это движется.

Глава 30

Лэнг выезжает с подъездной дорожки – и лекция понеслась:

– Необходимо всерьез обсудить вопрос о твоей безопасности. Перед нами убийца, который проявляет к тебе самый пристальный интерес. Когда эти монстры переходят на личности, гибнет наш личный состав.

Ну прямо про моего отца. Не о нем ли он говорит? И продолжает, продолжает… И еще немного продолжает. Я чувствую, как к шее приливает жар. Отключаюсь как могу, превращая голос Лэнга в белый шум. Он нащупывает кнопки, нажатие которых мне в тягость.

«Сфокусируйся, – колдую я. – Следуй метóде и лови убийцу».

По мобильному звоню патрулям, чтобы они сняли данные с камер у соседей. Когда заканчиваю, Лэнг, слава богу, умолкает.

Не теряя сосредоточенности и по-прежнему следуя методе, я бросаю взгляд на один из своих составленных ночью списков и уточняю, что делать дальше. Сверяюсь с папкой, кто в окружной прокуроре курирует это дело.

– Ага. Помощник прокурора – Эван Адамс, которого ты не выносишь по причинам, коими не желаешь делиться, – говорю я, как будто Лэнг своих нотаций и не читал, а я не включала его в игнор. – Хорошая новость в том, что я с ним лажу. Не так давно мы с ним вместе успешно предъявили обвинение, и вышел достойный приговор.

– Ну а плохая – помимо того, что этот ублюдок вообще здесь задействован?

– Беря во внимание, что ты его ненавидишь – подозреваю, из-за какой-нибудь юбки, – ты, вероятно, знаешь, что он красив и талантлив, что в переводе означает «заносчив и амбициозен».

– Знаю и это, и не только это. Он зассыт обвинять, если это рискованно, но если начнут сыпаться трупы, то вполне может скомандовать «фас», даже если ситуация еще не созрела.

– Вот именно, – говорю я. – Обоюдоострый меч. Его самого можно назвать чуть ли не записным убийцей, как Поэта. Я ему позвоню. Назначу встречу и попытаюсь обойти эту проблему.

– Возвращаясь к тому, что ты смотришься как жена Ньюмана…

Я со вздохом перебрасываю страницу в папке.

– Сэм, – настаивает Лэнг.

Мы сейчас на хайвэе и снова урчим в неподвижном потоке машин. Потому от этого разговора никуда не деться.

– Лэнг, я тебя услышала.

– Услышала? А мне почему-то так не кажется.

Все мое хладнокровие и сосредоточенность тают на глазах. Я рывком поворачиваюсь к Лэнгу.

– Итан, я слышу тебя прекрасно. Мне, как никому другому, ясно, насколько опасна эта работа, черт бы ее подрал. А свою или чью-либо безопасность я никогда не принимала как должное. Не планирую и сейчас.

– Тебе нужна дополнительная защита.

– Что? Может, мне еще попросить, чтобы ты каждую ночь у меня дежурил? Или раздеться догола? Это защитит меня от опасности? Не переводи внимание с себя на меня.

– Ну что ты творишь, Сэм?

– «Отца застрелили у меня на глазах» – какая часть этой фразы тебе не понятна? Я уже забрызгана кровью с ног до головы. Его кровью, Итан. Как ты думаешь, я когда-нибудь смогу ее смыть? Неужели ты думаешь, что я вкалываю на этой работе хотя бы день без мысли об этом?

Нетерпеливый звук клаксона.

Я поворачиваюсь – транспортный поток, оказывается, пришел в движение. Мы снимаемся с тормоза и молча едем. Тишина – острое лезвие между нами, готовое порезать одного или сразу двоих. Лэнг включает погромче радио, подвякивая песне в стиле кантри (его способ показать, что он уступает, по крайней мере сейчас). Моя ступня постукивает по коврику, пальцы наигрывают ритм на колене, при этом ни то, ни другое не имеет ничего общего с музыкой. Дело в десяти миллионах нервных окончаний, которые он задел. Проходит пять полновесных минут, прежде чем напряжение в машине ослабевает до степени, которую можно считать терпимой. Ступня перестает подергиваться, хотя пальцы – еще нет.

Мобильный телефон блямкает эсэмэской. Я приветствую возвращение к делу, которое заполняет мои мысли. Сообщение от офицера Джексона: добровольный анализ ДНК собран со всех. Сделано в рекордно короткие сроки, что меня, собственно, не удивляет. Джексон продолжает впечатлять. Я пересылаю сообщение Лэнгу. Вслух не говорю просто потому, что не хочу возобновлять с ним разговор. Спустя несколько минут он заезжает на стоянку при участке и занимает отведенное место, прежде чем выключить радио, но не мотор и не кондер.

– Джаз, – жалобно подначивает он.

– Да поняла, поняла, – говорю я. – Тебе не все равно. Ладно, мы друзья. – Смотрю на него. – Может, даже лучшие.

– Наверное, потому секс нам и не светит?

Я смеюсь:

– Ты когда-нибудь перерыв делаешь?

– Ну вот, заставил тебя засмеяться… Между прочим, это ты предложила мне у тебя переночевать, и чтобы мы вдвоем разделись.

– Ты знаешь, что я не это имела в виду. Секс – не наш метод. У нас его не бывает, и я даже не думаю, что ты его со мной захотел бы.

– Чего я хочу, – уныло говорит Лэнг (видно, один из моментов, когда на него это находит), – так это чтобы ты жила, никуда не девалась и по-прежнему не давала мне житья. Я ведь той ночью подумал, что тебя тоже убили. Ты же была со своим отцом. Когда мне позвонили, я сам внутри как будто помер. Ты же это знаешь?

В этот момент я сознаю, что так полыхала в своем личном аду, отчаянно пытаясь выкарабкаться из геенны огненной, что не замечала, как рядом горят все остальные. В том числе и моя мать.

– Я знаю, на тебе это тоже сказалось. Правда. Но смерть отца не ослабила меня