Добровинская галерея. Второй сезон - Александр Добровинский

– Да, у меня фобия. Я, может, неизлечимо болен. Но единственная поза, которая устраивает Таню, когда я сплю, – это поза «лежа в гробу». И оградка вокруг. Чтобы никто не прилег рядом.

Я решил заступиться за товарища и заметил, что, по моим наблюдениям, никто из мужей не уходит к… Все уходят от… Стая стервятниц за столом набросилась на меня, как будто я попросил у них сцедить мне всю их кровушку на дижестив. Бесконфликтные подкаблучники вяло мою теорию поддерживали, кроме, конечно же, Шурика. Лидером выклева печени с мозгом была, естественно, любимая. Остальные, слегка побаиваясь меня, мелко подтявкивали.

Я съел свой несравненный Том Ям Кунг (кажется, так), и мне было все до лампады.

Ночью виноват во всем был опять я. Можно было подумать, что Шурик из семьи ушел не к малолетке, а лично ко мне.

Двадцать восьмое декабря прошло тихо, так как любимая (главный и гениальнейший на свете организатор школ, развлечений, туров, гидов, поездок, походов и посещений всего, чего хотите) повезла нас с детьми на вечернее шоу слонов и дрессированных тайских кур, в связи с чем компания разделилась, и вечер закончился мирно. Суп был таким же вкусным, как всегда.

Следующий день отметился отличным гольфом и неким инцидентом с нашей малышней ближе к вечеру. Старшая от нечего делать взяла с собой учебник по истории (явно чтобы всю третью четверть провалять баклуши) и вычитала там о французской революции, гильотине и Робеспьере. Ребенок решил, что надо бы узнать правду про то, как работает революционная законность и карающая машина, и начал экспериментировать на младшей сестре. Ор, рычание и вопли продолжались до вечера.

За ужином мы все обсуждали детский мир и школы, но тут кто-то спросил, почему наша младшая дочь – блондинка, не подозревая, что та пошла в свою бабушку. Я в шутку ответил, что этот вопрос и меня мучает который год, и тут в разговор (ни к селу ни к городу) влезла полностью лишенная юмора без трех месяцев теща – Люсьен:

– Да что вы говорите такое, Александр Андреевич! Все же в Москве знают, что уж младший ребенок-то точно ваш!

На этом замечании теперь уже у моей любимой начисто отрезало чувство юмора…

Я отодвинул на всякий случай от суженой палочки и другие столовые приборы, постаравшись потихоньку замять эту историю. Через пятнадцать минут ответа любимая решила отдышаться, взять себя в руки и пошла к консьержу отеля заказывать завтрашний ужин на шестнадцать человек.

Суп я ел безо всякого аппетита.

Дети играли в «черепашек-ниндзя» и пытались дружно залезть с ногами на шведский стол с лобстерами и устрицами, используя уши тщедушного официанта. Обслуживающий тайский персонал малышей тронуть побаивался и от бессилия слегка подвывал на местном пхукетском наречии.

Ночью я опять был виноват в том, что дети перевозбудились, Люсьен – дура, а кондиционер испортился. Последний действительно сошел с ума и стал гнать в нашу спальню крещенский мороз а-ля рюс, перепутав его с тайским Новым годом. Шерстяные вещи, байковые кальсоны и тулуп я обычно на Пхукет не беру. Как-то до сегодняшней ночи здесь было чаще потно, чем холодно… Любимая, в конце концов, ушла спать и греться в комнату к детям. Оставшись один на один с «зусманом», я надел джинсы, все поло с майками и накрылся тощим сиамским одеялом. К трем часам утра, когда мне приснилось, что я строю ВИП-синагогу для эскимосов Гватемалы в Уренгое, я натянул на руки носки, чьи-то шелковые трусы на голову и лег под матрас. К шести я догадался, что скоро умру, и пошел греться на улицу.

Светало. Охрана смотрела на меня с большим интересом. В ночной жаре я тут же разделся, моментально заснул в первом попавшемся мне шезлонге и стал легкой добычей ночных комаров. Утренний анализ укусов показал, что так как я был покусан в самых удивительных местах бывшей боевой славы и так как у комаров кусают только самки, то, очевидно, они тоже присутствовали на вчерашнем ужине и (наравне с остальными самками) не одобрили моей теории про то, кто от кого и к кому уходит.

С утра на гольфе было уже тридцать три градуса, но, к большому удивлению местных, я умудрился в такую жару обчихать собственные клюшки с мячиками, так что они под конец склеивались между собой на солнцепеке, и еще обкашлять по всей длине восемнадцать лунок гольф-клуба. Можно было и дальше продолжать это занятие при моей любви к гольфу, но, к сожалению, кончилось поле. При этом я чихал, кашлял и чесался в некоторых покусанных местах одновременно, поэтому очередная «клюшконосительница», вообразив себе неизвестно что, на третьей лунке надела на себя маску и старалась в мою сторону не дышать и не нюхать.

По многолетней устоявшейся программе после занятия спортом полагаются релаксирующие процедуры.

На первой половине массажа вроде все было нормально. Я продолжал чихать и кашлять на массажном столе в дырку для морды лица, но вот когда меня перевернули… Сначала массажистка никак не могла приспособиться к моей простуде, но минут через десять уже довольно ловко уворачивалась от выхлопов правой и левой ноздри жертвы кондиционера. Сложнее ей было справиться, когда они работали вразлет, но синхронно. Нам обоим было очень смешно. Мне – от ситуации, увертливой массажистке – от чаевых или, вернее, от надежды на их получение.

Однако кульминация провальной встречи Нового года была еще впереди.

К вечеру у меня поднялась высокая температура. Мне еще мама в детстве говорила, что жар может опасно отразиться на сердце. А тридцать семь и два – это уже просто страшно! И это может привести к необратимым последствиям. Мама немедленно вызывала профессора Лазаря Семеновича Гуревича, известнейшего московского педиатра, и, естественно, меня в школу не пускали. Так вот, вместо того чтобы дать мне спокойно лечь и начать тихонько умирать под тревожный шепот родных, сборище эгоистичных циников в лице моей семьи потащило меня на ужин. Последний аргумент был чудовищным: «Тебя что, должна навестить Люсьен? Эта белая болотная вошь?» Пришлось встать и тащиться за всеми в ресторан локальной кухни. Хорошо, что я люблю остренькое.

В общепите два местных музыканта наяривали на народных инструментах этнические баллады пятнадцатого века. Этюд по занудству мог соперничать лишь с фольклорной капеллой больных астмой эскимосов. Сон был в руку. Если б они хотя бы не пели…

В это время метрдотель сообщил нашей группе, что где-то произошла ошибка и стол на шестнадцать человек накрылся тазиком. И тут лидер открыл рот и сказал офигевшим тайцам все, что думает. Надо отметить, что куда бы мы ни ездили, я вообще никогда ни о чем не думаю. Я просто знаю, что у меня есть любимая, которая все сделает, всех построит и всего добьется, по дороге объяснив, что все кругом уроды. Кстати, часто бывает права. На то она и лидер. Но в этот вечер даже я был удивлен сленгу и тезисам. Видно, накипело.

В сжатой форме это звучало так: «Меня не интересуют дегенераты, которые не говорят по-английски, путают заказ на шестнадцать человек с заказом на шесть, а также не интересует отсутствие свободных столов в вашей раздолбайской рыгаловке за бешеные деньги. Завтра вы все будете уволены и утоплены, а подонок менеджер будет счастлив, если найдет работу проктологом у бенгальских козлов. И орать я буду еще громче, потому что я абсолютно не нервничаю, а всегда так говорю с кретинами, которые меня не слушают, потому что иначе с ними будет разговаривать мой муж в суде на продлении слушания по увеличению тюремного срока за хамство. И да, меня не интересует то, что ваши вонючие клиенты слышат, что я сейчас говорю. А кроме того, вы немедленно выгоните марамоев-музыкантов с этой хренью, которую они якобы играют, под эту музыку еще и подвывают, и моментально не поставите для нас на их место стол и не обслужите нас, потому что нам некогда, все хотят есть, торопятся и устали, особенно дети. ПОНЯТНО?! ИЛИ МНЕ ПОВТОРИТЬ?!»