Мэрилин Монро - Дональд Спото

Более того, дисгармония между грехом, болезнью и смертью может быть побеждена путем истинно набожных размышлений и ревностного, истового изучения комментариев миссис Эдди к Священному Писанию. Вместо наркотиков и лекарств надлежит принять духовную истину, отбросить грех и отличать абсолютное существование от преходящей смертной жизни. Символ Христианской науки понуждает к этому: крест (без фигуры почившего или умирающего Христа), окруженный короной-ореолом. Слава доминирует над страданием, что не имеет действительного соотнесения с человечеством и его жизнью.

Приверженцы Христианской науки благодаря изощренно сложному и интригующему парадоксу не разделяют презрения консервативных протестантов к миру и к телу, они признают развлечение и забаву; не настроены они враждебно и к науке (за исключением медицинских исследований). Поскольку Ана Лоуэр приняла решение не искать никакой работы, она являлась хорошей кандидатурой на то, чтобы стать одной из «исцелительниц», официально признанных данной церковью; в качестве таковой она получила разрешение принимать клиентов за плату.

Когда, однако, Норма Джин начала учебу в седьмом классе неполной средней школы имени Эмерсона, располагающейся на Сэлби-авеню, между бульварами Уилшир и Санта-Моника в западной части Лос-Анджелеса, учение и умения Аны немедленно оказались под вопросом. Как раз в сентябре этого года у девочки начались месячные, а она в течение большей части жизни переживала каждую менструацию весьма болезненно. В 1938 году не было готовых лекарств, которые способствовали бы облегчению последствий этого недомогания, являвшегося для Нормы Джин настоящей мукой мученической (да и маловероятно, чтобы Ана побеспокоилась о таковых). Друзья этого и более поздних периодов жизни Нормы Джин вспоминают, что каждый месяц она буквально извивалась по полу, рыдая от боли. Начались тянувшиеся до конца жизни гинекологические проблемы, включая хронические недуги типа кистозности придатков. В это время перед ней встала очередная проблема, подлежащая решению: если настоящего тела нет, если Бог представляет собой «всё во всём» и если существует только Добро, то откуда эти пытки? Почему собственное тело обманывает ее? Тетя Ана утешала ее, обнимала, молилась вместе с нею, «но ничего не помогало. Я должна была просто притерпеться и перетерпеть».

В школе имени Эмерсона в седьмом классе было пятьсот учеников, и они — точно так же, как те, кто ходил в восьмой и девятый классы, — проживали во всех частях западного сектора Лос-Анджелеса. Некоторых подвозили из охраняемого поселка одно-семейных коттеджей — Бель-Эйр — возле бульвара Сансет. Другие происходили из семей среднего достатка, которые проживали в солидных одноэтажных домах в западной части Лос-Анджелеса. Наконец, были и такие — в их числе и Норма Джин, — кто добирался из более бедного района под названием Соутелл, находившегося поблизости от школы, так что оттуда в нее можно было ходить пешком.

Кварталы и микрорайоны так называемого Западного прибрежья города, Соутелла, ограничивали четыре бульвара: Сепульведа на востоке, Банди — на западе, Уилшир — на севере и Пико — на юге. Окрестности были заселены человеческой мешаниной — японскими иммигрантами, давними калифорнийскими пионерами с Востока страны и со Среднего Запада, недавними приезжими из изнывающей от песчаных бурь Оклахомы, которые во времена кризиса искали работу и убежище в солнечной Калифорнии, испанцами и мексиканскими индейцами, а также старожилами Лос-Анджелеса вроде Аны Лоуэр.

По словам Глэдис Филлипс (впоследствии Уилсон), школьной подруги Нормы Джин, «у жителей Лос-Анджелеса имелось сильное чувство классовой принадлежности, что, к сожалению, распространялось также и на школьную жизнь. Все ученики оказались немедленно неофициально поделенными на группы в зависимости от того, где они жили. А Соутелл — это просто было нечто в дурном вкусе». Действительно, анхеленьос, как на испанский манер называли порой жителей Лос-Анджелеса, многозначительно улыбались, когда звучало название этого района, и думали о пивных заведениях и всяких рюмочных и распивочных, поскольку в Соутелле было много таких местечек, где встречались простые работяги; тамошний житель многим казался чуть ли не синонимом бедняка, притом неграмотного или, в лучшем случае, малограмотного. Ана Лоуэр не принадлежала ни к неграмотным, ни к безработным и не сидела на пособии, но с самого первого дня большинство школьных подруг и соучениц (так утверждает Глэдис Филлипс) считали Норму Джин девочкой «родом из социальных низов».

Учебные предметы, которые проходила Нормы Джин, — те, что были предназначены для девочек-семиклассниц, не посещавших школьные приготовительные курсы, — не выглядели особенно импонирующим образом с научной точки зрения; впрочем, и ее школьные достижения, иными словами, оценки, не принадлежали к разряду ни исключительно хороших, ни исключительно плохих:

ОСЕНЬ 1938 года

Обществоведение (история, теория гражданских прав и обязанностей, география): 3

Физическое воспитание (гимнастика): 4

Природоведение: 3

Практика делопроизводства: 5

Журналистика: 4

ВЕСНА 1939 года

Основы биологии: 3

Английский язык: 4

Бухгалтерское дело: 4

Физическое воспитание: 3

«Норма Джин была весьма средней ученицей, — вспоминает Мейбл Элла Кэмпбелл, преподававшая у нее природоведение и основы биологии. — Но она выглядела так, словно бы о ней не особенно хорошо заботились. Одеждой она немного отличалась от остальных девочек. В 1938 году она не принадлежала к числу хорошо развитых. Норма Джин была ребенком приятным, но некоммуникабельным и малоактивным».

Двадцать лет спустя Мэрилин дополнила эти слова некоторыми подробностями:

Я почти не отзывалась, и некоторые дети называли меня Мышкой. В первый год пребывания в Эмерсоновской школе у меня было всего два светло-синих костюмчика, доставшихся на мою долю еще из приюта для сирот. Тетя Ана расширила их, а то я немного выросла и раздалась, но все равно они мне не годились. На ноги я чаще всего надевала теннисные туфли, потому что их можно было купить за девяносто восемь центов, а еще мексиканские сандалии. Эти были даже дешевле. В списке лучше всего одетых девочек я наверняка не фигурировала. Можно сказать, что особо популярной я не была.

Норма Джин — сохраняющая сдержанность по отношению к новому окружению, зажатая и сконфуженная из-за необходимости носить каждый день один и тот же, притом далеко не самый лучший наряд и не обладающая опытом контактов с ровесницами (за исключением сиротского приюта) — испытывала трудности в отыскании друзей и завязывании дружеских отношений. «Насколько помню, она была аккуратной, но бесцветной, — припоминал ее одноклассник Рон Андервуд. — Еще она была малость робкой и замкнутой, а новых друзей у нее явно не было». Мариэн Лосмэн (позднее Зейч) запомнила, что «она, пожалуй, всегда была одна». Глэдис Филлипс подтверждает: «Действительно, она ни с кем не была близка». Одиночество Нормы Джин усугублялось отсутствием телефона в доме Аны Лоуэр.

После того как девочке исполнилось тринадцать лет, у нее даже прибавилось проблем в поддержании тесных связей с женщинами. 1 июня 1939 года Грейс захватила ее с собой поездом в Сан-Франциско, где в пансионате, патронаж и надзор над которым осуществляла психиатрическая клиника, находилась мать Нормы Джин (и будет жить там еще несколько лет). Глэдис вела себя послушно и не выглядела дерганой; она не производила впечатления неразумной или отрешенной; была чистой и явным образом ухоженной. Однако ни во время первоначальных приветствий, ни потом, в ходе ленча, она не произнесла ни единого словечка — и молчала до тех пор, пока Норма Джин и Грейс не были полностью готовы к отъезду. Тогда она печально посмотрела на дочь и тихо сказала: «У тебя всегда были такие маленькие симпатичные ступни».