"Голодомор" на Руси - Сигизмунд Миронин

Но слишком отсталой была страна. И только покупкой современных технологий для подготовки к войне советское руководство не ограничивалось. Цитирую. «…Оборонной задаче было подчинено все остальное строительство. Все наши новые предприятия закладывались как производства двойного назначения — мирного и военного… Все 10 000 предприятий, построенные за две с половиной предвоенные пятилетки, были нацелены на оборонное производство, и будучи не всегда рентабельны как автомобильные, комбайновые, тракторные, они были эффективны как артиллерийские, авиационные, танковые. Такой планомерной, всеобъемлющей милитаризации промышленности и сельского хозяйства — ведь те же МТС — это полная предмобилизационная готовность всего автотракторного парка страны— не знает всемирная экономическая история, и сверхусилия Германии 1935–1939 гг. на ее фоне выглядят скромно. В результате этой работы советская экономика приобрела фантастическую управляемость и маневренность, способность почти мгновенно развернуть военное производство (что и произошло во время Великой Отечественной войны — быстрее, чем в других странах — участницах войны)… Никакой сверхэнтузиазм, штурмовщина, порыв не могли обеспечить такого результата без этой гигантской планомерной работы довоенных лет. И только при полном осознании неизбежности войны она могла быть принята, запущена и осуществлена. И если бы она не была произведена в Советском Союзе, кто бы ее произвел в мире? А без нее — что бы остановило А. Гитлера?.. В этой работе, единственно возможной тогда только в СССР, закладывалось спасение мира — и только Одна Шестая могла ее осуществить по состоянию, традициям, устремлениям общества и, добавим, провидению ее вождя».

Описываемые Л. Исаковым мероприятия НКВД, проведенные накануне войны, доказывают, что руководство страны предвидело войну: «В марте-апреле 1941 года была проведена операция „Туман“ — массовая депортация антисоветских и профашистских элементов из западных приграничных районов в глубь СССР, нанесен упреждающий удар по выявленным центрам немецкой разведки; такие „чистки“ обычно приурочивают к кануну войны, с тем, чтобы в самый острый момент ее начала лишить противника каналов информации (вспомните массовые расстрелы деклассированных элементов в парижских фортах в августе 1914 г. или превентивное заключение в концлагеря германской диаспоры в Англии в 1914 и 1940 годах)».

Тот же Л. Исаков свидетельствует об экспорте продовольствия и «голодоморе»: «Сама жестокость этого события прямо утверждала — Сталин осознавал войну как данность неизбежную и неустранимую, только в безусловной уверенности мог он осуществить это действие — первую битву нескорой еще военной драмы, более тяжелую, чем грядущие сражения, которую он должен был выиграть у собственного народа, взяв у небогатых необходимое ради того, что еще не осознавалось».

Так что сталинская «коллективизация» — не побочное дитя индустриализации, а важнейшее звено в цепи мер по подготовке к войне.

Заметим также, что проведение индустриализации в СССР традиционными путями, т. е. за счет накопления денежных средств внутри страны и внешних займов, было невозможно. У населения необходимые накопления отсутствовали, а займы не могли быть осуществлены ни по экономическим (мировой экономический кризис), ни по политическим причинам.

Одним из путей могло бы быть внеэкономическое давление на крестьян. Однако крестьяне, в полном соответствии с законом А. Чаянова о роли тягостности труда в производстве зерна, не хотели напрягаться для страны. Они хотели жить для себя. Оставалось одно — расхлябанную манеру жизни заменить на мобилизационную. Еще в 1924 году в журнале «Вестник коммунистической академии» Преображенский предложил сделать ставку на ускоренную индустриализацию за счет накопления средств, получаемых преимущественно от крестьянства. Но крестьянин среагировал на попытки государства увеличить налоги не как цивилизованный кооператор и, конечно, денег не дал. Как я уже указывал, попытки давления на деревню с помощью налогов привели к кризису хлебозаготовок. Поиск способа, который позволил бы государству в наиболее простой форме перераспределять денежные средства между секторами экономики, продолжался в течение всего периода свертывания нэпа. Решение было найдено в 5-летнем планировании и дополнительном печатании денег. Да, индустриализация в стране проводилась за счет эмиссионного финансирования после фактического отказа от золотой привязки.

Однако рост денежной массы усугубил кризис хлебозаготовок и привел к огромной инфляции. Если эмиссия в 1928 году была незначительной, то в 1929–800 млн. рублей, в 1930 и 1931 — по 1,5 млрд., а в 1932 — уже 2,7 млрд. рублей. В 1932 году цены свободного рынка превысили уровень 1928 года в 8 раз!

Нужно было что-то решать. Видя безвыходное положение, Сталин решился на ампутацию гангренозной конечности сельского рынка прямо без анестезии — он решается на жесткий по отношению к населению вариант одновременной коллективизации и индустриализации, в котором роль предпринимателя-организатора-контролера должно было играть государство, т. е., в первую очередь партаппарат.

Споры о существовании альтернативы коллективизации продолжаются в наши дни и не утихнут, наверное, долгое время. Представляется, что любую из предлагаемых гипотетических альтернатив следует рассматривать не только в плане чисто экономических показателей, но и в плане политической реализуемости не говоря уже о возможности руководства додуматься до того или иного решения в тех условиях и при том уровне экономических знаний. Например, нелепо ругать Столыпина, что он не отобрал у помещиков сразу всю землю без компенсации — кто бы ему позволил?

Кроме того, предлагаемая альтернатива должна включать поправки на человеческий фактор, на неизбежные серьезные искажения в исполнении правительственных решений. Очевидно, что мелкие хозяйства, надо было вытеснять крупными, а фискальное давление увеличивать, но заранее угадать оптимальный способ реализации этой программы было непросто. Если говорится, что коллективизацию нужно было провести мягче, то нужно ответить и на вопрос, какие конкретные действия правительства должны были быть иными и исходя из какой информации, правительство должно было до этого догадаться.

Современный канадский экономист Р. К. Аллен составил математическую модель экономики СССР 20–30-х годов XX века, из которой сделал следующий вывод: «В то время как есть определенная правда в некоторых аргументах в обоснование значения коллективизации, важнейшим моментом остается то, что ее совокупное воздействие было небольшим. Она замедляла рост в течение первой пятилетки и ускорила его позже, но ее совокупным эффектом за 30-е годы была только небольшая поддержка экономической экспансии. Человеческие страдания, которыми сопровождалась коллективизация, были огромны, в то время как экономические результаты были скудными».

Однако модель Аллена макроэкономическая, а не микроэкономическая и тем более не технологическая модель сельхозпроизводства. В качестве исходных данных в ней экстраполированы некоторые тенденции конца 20-х — начала 30-х гг., но не объясняется, почему они должны были остаться такими. Например, Аллен предполагает, что миграционное поведение сельского населения в город оставалось бы тем же, однако предположение это остается маловероятным при условии, что фискальное давление на крестьян не увеличивалось бы. Дело в том, что продовольственное снабжение города неизбежно ухудшалось бы, что ухудшило бы жизнь в городах и замедлило миграцию. Не говоря уже о том, что миграция 20-х только восстанавливала городское население царской России и заполнение рабочими руками ранее существовавшей промышленности. Новые рабочие — вчерашние крестьяне, очень медленно приобретали бы промышленные навыки.