Боги Абердина - Михей Натан

— Несчастные случаи и самоубийства, — сообщил Артур.

— Все должны от чего-то умереть, — ответил я, пытаясь как-то закончить разговор. — Моя мама умерла от рака яичника.

— Да, я помню, ты об этом рассказывал. — Он покачал головой. Казалось, он искренне сочувствует. — У моего дела была опухоль мозга, от этого он сошел с ума. У нас дома шепотом говорили, что под конец дед стал есть собственное дерьмо и вел беседы с королем Ричардом о том, чтобы поднять цены на бензин. Бабушка умерла от рака желудка, как и две ее сестры.

— Люди умирают, — сказал я. В этой фразе выражалась вся моя боль, и это было моей философией, помогающей справляться с жизнью. «Люди умирают». Этакая наклейка на бампер для машины общества нигилистов.

Арт направился к двери и остановился на пороге.

— Но это не должно быть обязательным, — проговорил он.

Его фигура туманным силуэтом маячила в дверном проеме.

Минуту спустя (за это время ни один из нас не издал ни звука) он мягко прикрыл дверь, оставив меня одного справляться со своими кошмарами.

На протяжении многих холодных вечеров я в одиночестве гулял вдоль пруда, принадлежавшего доктору Кейду. Компанию мне составлял только Нил, который обнюхивал землю и лакал черную воду с берега. Профессор владел большой территорией, а под прикрытием ночи она казалась еще огромнее. Густой лес представлялся непроходимым, слово стена колючих растений. Пруд составлял его сердце, он оставался темным даже при дневном свете. Это было черное покрывало, которое иногда слегка сминалось на ветру. Порой по нему проплывали листья и прутики, но, как правило, поверхность не менялась.

«Пруд был здесь изначально, — записал я в своем дневнике. — Это словно последняя капля давнего моря. Там внизу могут найтись первобытные рыбы или окаменелые останки корпуса какого-то корабля… Я думаю, что озерцо уходит на много миль вниз…»

Я опасно привык к одиночеству, обнаружив, что ныряю за дверь, едва только слышу приближающиеся шаги кого-то из проживавших вместе со мной в доме. Я стал бояться звука автомобильного двигателя, который означал, что кто-то возвращается домой. Несмотря на все это, решение переехать сюда все еще не казалось мне ошибкой. Так что остракизм по отношению ко мне приходилось рассматривать, как некую добровольную аскезу, необходимую для становления ученого. По крайней мере, в этой области я процветал: на занятиях получал только высшие баллы, а после меня обуревало неутолимое любопытство. Во время прогулок по лесу, окружающему дом, появилась навязчивая идея все классифицировать. Просто нельзя было спокойно пройти мимо болиголова и рябины, возвышающихся голубых елей и ветвистых кленов, а заодно — и огромной ивы, которая склонялась над прудом. Ее длинные и тонкие ветви качались на ветру. Я выучил все их названия на латыни. Tsuga canadensis имела желто-коричневую толстую кору, с глубокими бороздами, словно покрытую ржавчиной по краям. Sorbus aucuparia — это беженец из Скандинавии с перистыми листьями и оранжево-красными ягодами. Picea pungcns, с серебристыми иголками, очертаниями напоминает монаха, закутанного в многочисленные одежды и поднимающего руки к небу. Acer saccharum сбрасывает смена, словно вертолет с вращающимися лопастями. Salix babylonica — это седой старик с длинной зеленой бородой, которая лениво оставляет след в пруду.

Я пытался запомнить все названия на полках Моресовской библиотеки, ряд за рядом, авторов и каталожные номера. Чтобы порисоваться, я называл каждую книгу, которой касался Корнелий Грейвс, проходя по рядам. Он показывал на них палкой и фыркал каждый раз, когда я давал правильный ответ. Знание всего, что меня окружало, создавало какое-то подобие управления жизнью. Я нацелился выяснить пределы своих возможностей. Есть ли у мысли материальность? Есть ли границы объема, который способен удержать мой мозг? В какой момент факты и цифры вырвутся из своих ячеек и потекут у меня из ушей?

Во вторую пятницу после переезда в дом я сидел в кабинете на первом этаже. Пес спал у моих ног. В здании никого не было. Арт упомянул, что встречается с Эллен, которую я не видел после того, как перебрался сюда. Моя паранойя снова убедила меня: причина тому — мое заявление в тот вечер, когда Ребекка устраивала вечеринку. Дэн с Хауи на пару встречались с девушками, с которыми договаривался Хауи. Он познакомился с ними в предыдущие выходные.

В кабинете было прохладно и пахло старой кожей. Кто-то оставил открытую книгу на приставном столике — «Collectanea Chemica» («Сборник по химии»). Я заглянул на первую страницу.

«Поскольку многие писали про философский камень, ничего не зная о данном предмете, а несколько существующих книг, написанных нашими учеными предшественниками и истинными мастерами этого дела, или потеряны, или спрятаны…»

Я взглянул на вторые застекленные створчатые двери, которые вели в сад. На цементной скамье лежала пара листьев. Я увидел сосны и мягко спускающуюся к краю леса лужайку. Приближались сумерки, садящееся солнце просматривалось сквозь деревья.

Нил поднял голову, насторожился и заскулил. Я зашел в гостиную и выглянул в окно на подъездную дорогу. Отъезжало такси. По мощеной дорожке шел доктор Кейд с двумя сумками.

Он вручил мне сумки, как только я поприветствовал его у двери. Пес возбужденно прыгал вокруг, махал хостом, ударял им по стенам, лизал доктору Кейду руку, смотрел на нас двоих так, словно мы собирались прямо сейчас вывести его на улицу и играть с ним, бросая палку.

— Поставьте их перед лестницей, — сказал доктор и показал на багаж, который мне вручил. — Мы можем отнести их наверх и позднее. Идемте со мной на кухню. Расскажете, как тут обстоят дела.

По-моему, в последние несколько недель я был призраком, забыв, насколько напряженным может быть взгляд Кейда. Он лишь раз быстро взглянул на меня и, казалось, сразу же все понял.

— Выпьете со мной бокальчик вина?

Я согласился и уселся в нише, где мы обычно завтракали. Доктор Кейд открыл бутылку шардонне.

— Артур сказал, что вы горите желанием начать работу над книгой. — Он вручил мне бокал и налил себе. — Прошу меня извинить за неудачно выбранное время. Я уже несколько месяцев планировал поездку на эту конференцию. Вот и посчитал, что для вас будет лучше приспособиться к стилю управления Артура без моего вмешательства. Он до сих пор не представил мне исправленные планы глав, но я уверен, что знаю, какие части собирается поручить вам. Артур объяснил, насколько важно уложиться в график?

— Он говорил, что график очень напряженный.

— Это — если мягко выразиться. Рукопись должна быть закончена к концу следующего семестра. Это означает, что верстка закончится до начала июня. Что, в свою очередь, позволяет нам претендовать на Пендлетонскую премию.

Я читал статью о готовящейся к выходу серии книг Кейда в одном из научных журналов в кабинете доктора Ланга. В статье подробно рассказывалось о постоянной вражде между профессором Кейдом и профессором Стэмфордского университета доктором Линвудом Тайерсом. С ним когда-то шло сотрудничество. Доктор Тайерс получил Пендлетонскую премию десять лет назад за биографию папы Григория VII. Этот был совместный проект с доктором Кейдом. Но они что-то не поделили перед завершением первого варианта, и наш профессор вышел из проекта.