Покой жителей Верно - Алексей Владиленович Амелин

и удобно вселялось в видимое, но сразу же принималось блудить в полной неопределённости. Каждая данность постоянно оспаривала саму себя, а зыбкие, хрупкие умственные построения сталкивались с некоей неучтённой мелочью и в скорости рассыпались рыхлым ворохом чуши и хаоса. Все логические цепи упирались в тёмные, глубокие, безысходные тупики. Мысль беспрерывно цеплялась за очередной призрак смысла и вновь канула во множестве бесплодных вариаций…

Ингмар и Той стояли молча и неподвижно. Казалось, уже ничто и никогда не изменит их нынешнего состояния.

Алия чувствовала себя неосязаемым призраком пытающимся докричаться до живых. В её голове рисовались незавидные перспективы. Путешествие казалось завершённым, ситуация безвыходной. Она сотрясала воздух возле уха Ингмара и трясла Тоя за плечо. Эхо на разный манер передразнивало и перевирало её отчаянные вопли. И вдруг кто-то ответил, будто издалека… будто с небес. Алия прислушалась – сверху громыхнуло ещё и несколько капель без всякого уважения к зодчеству шумно плюхнулись на бюст одной из дам, затем на нос другой… Начался проливной дождь. Той заёжился под холодными струями. Неведомые узоры на мокрой поверхности забликовали, смешались и стали неразличимы. Сквозь плотную завесу дождя трудно было разобрать даже общие формы. Все подробности канули в смутном силуэте. Дамы стали невнятными призраками, почти исчезли. Сейчас их объёмы выглядели нелепыми и грубыми, так что уже хотелось высмеять неумелость автора. Теперь это была лишь плохо сработанная каменная скамья.

Некоторое время все трое стояли под дождём, обнявшись, качая головами и судорожно посмеиваясь. Дождь не давал установить доподлинно наличие слёз на их лицах.

Однако пора было двигаться дальше. Усталость просила помедленней, но дождь торопил. Прятаться от дождя было негде, костёр развезти – не из чего. Они были вынуждены двигаться, чтобы не замёрзнуть.

Спустя пару часов нелёгкого пути тропа вдруг упёрлась в обрыв. Все по очереди заглянули в него. Скала внизу была совершенно гладкой – никаких следов лестницы, ни единого уступа, даже гвоздя нигде не было вбито. Ингмар достал карту – она тут же взмокла. Ингмар прижался к утёсу, согнулся над расплывающимся изображением. Той и Алия встали по бокам. Той заглядывал в карту через плечо Ингмара. Алия тоже вовсю тянула шею, взявшись за уголок… с трудом разобрались. Пришлось вновь возвращаться к изваянию.

Дождь отчасти поутих, но пока коварное изваяние всё ещё оставалось не более чем мокрой каменной скамьёй. Ингмар ещё раз сверился с картой, огляделся. Оказалось, что тропа пряталась непосредственно за каменной скамьёй. Низкий, тесный проход, пробитый в скале, неохотно пропускал усталых согнувшихся путников. Они протискивались по одному, цепляясь мокрой одеждой об острые выступы и с трудом проталкивая отсыревшую тележку.

Назойливая морось преследовала путников до самого вечера. Вечером дождь видимо устал преследовать упрямых ходоков, и подотстал. Изредка они опасливо поглядывали назад, туда, где осталась висеть мутная пелена дождя. Подъём становился всё круче, но теперь им не хотелось останавливаться под открытым небом, не просохнув.

Совсем стемнело, но друзья решили пройти в этот день как можно больше, пока держится погода. Через несколько часов изнуряющей ходьбы Ингмар, с трудом тянувший за собой тележку, вдруг остановился и сел прямо на неё. Той и Алия молча присели рядом. Ночь застала их на очень протяжённом и узком участке тропы. Это было явно не лучшее место для ночлега. Но ни у кого уже не было сил, искать другое. Расположились прямо на тропе. Ощипав с тележки немного орешника Той с Ингмаром развели небольшой костерок. Еды было немного. Разговоров тоже. Да и сил оставалось ровно, чтобы доесть остатки и лечь спать. Только уже перед самым сном, Той вдруг сказал:

– Как бы оно не вышло там, потом… хорошо, что мы сейчас здесь. Это наше место. Если мы тут не справимся, значит, не справится никто. Представить себе не могу тех, кто больше, чем мы годится для таких странных дел.

Засыпая, Той слышал и видел каких-то ярких птиц над варевом беспокойного моря. Птицы спускались всё ниже, а волны подымались всё выше. Потом всё смешалось… Ближе к утру ему снились какие-то бесконечные каменные лабиринты. Ему запомнился вросший в землю и заострённый к верху камень. На камне было грубое изображёние глаза и странная корявая надпись: «глаз за зуб».

Утром, пока другие ещё спали Той не спеша перебирал фрагменты сновидений. Пытаясь найти в этом сумбуре какую-то логику, он явственно понял лишь одно: прошлое во сне было представлено гигантскими горными массивами, где в каменных складках периодически угадывались черты знакомых лиц; настоящее олицетворяли бесконечные карты, схемы и чертежи, поясняющие суть происходящего; будущее же являло собой звуковой поток из чьих-то речей, песен, окриков и заветов.

Той отыскал в своей сумке тубус Ориента с особой бумагой, перо и сухую тушь. Он потряс флягу Ингмара и расслышал последний глоток воды… Теперь Той торопился, боясь забыть детали сновидений. Перо шуршало и поскрипывало, нашёптывая пожелтевшей бумаге что-то очень важное, нечто сокровенное и туманное, почти неизъяснимое.

Поначалу он просто спешил описать всё, что увидел во сне и не помышлял ни о каких стихах, но рифмы сами лезли в текст. Так получалось, что именно поиск рифмы обнаруживал самые подходящие по смыслу слова. Иной раз строй текста менялся. Некоторые особые словосочетания периодически повторялись в разных частях текста, и каждый раз в новом значении. Тушь кончилась, и последние строки Той выдавливал сухим пером.

Той перечитал написанное. Светало. Той понял, что уже не уснёт и принялся ворошить кострище и тихонько напевать, подбирая мотив для новой песни. Утром он спел её просыпающимся друзьям. Они кивали и улыбались. Недолго посовещавшись, решили, что теперь Слово у них есть.

***

Вертлявая тропа частенько пряталась от идущих за поворотами, иной раз ныряла вниз, а то вдруг лезла, как дура на кручи. Но путники уже не чувствовали себя на этом пути безоружными и несведущими. Весь этот день Алия пела свою бессловесную, «птичью» партию, а Той бормотал свои тексты уточняя мотив, так, чтобы он сочетался с пением Алии. Очередной особенно крутой подъём заставил его среди прочего выдохнуть и такое:

{…вперёд и вверх

усталость – грех…}

Когда за тележку вновь взялся Той, Ингмар достал свою флейту. Он, то подыгрывал пению Алии, то рассуждал о том, какой инструмент был бы здесь больше к месту, то строил всяческие предположения на счёт возможностей Арфы. Взяв на очередном повороте очередную высокую ноту, Ингмар вдруг остановился и затих. Звук же его флейты продолжал блуждать по утёсам. Но это не было похоже на обычное эхо. Некоторое время