Блондинки предпочитают джентльменов, или Глупа, одинока, опасна - Маша Царева

Поэтому, не долго думая, я продолжила жаловаться:

– Причем если бы не везло только мне… Но я смотрю на всех своих подруг и прихожу в ужас. У всех та же ситуация. А ведь нам всем уже под тридцать. А кому-то – и за тридцать.

– Вы прекрасно выглядите, – сдавленно кашлянув, сказал Подаркин.

– Спасибо. Но, как говорится, не родись красивой. Кстати, у вас нет еще вина?

Кто-то вдруг сильно стукнул меня по спине. Я обернулась и увидела – скажу по секрету, в некотором расфокусе, – оператора Диму. Выражение его лица было странным. Он делал мне какие-то знаки, но я так и не поняла, что он хочет сказать. То на Подаркина посмотрит, то на камеру. А все-таки он немного не в себе.

Я подмигнула ему – мол, все о’кей, продолжаем интервью. И вновь обратилась к Павлу:

– Так вот, что касается моих подруг. Одна из них, Жанка, переспала со ста пятьюдесятью мужчинами.

– Одновременно? – перепугался поп-звезда.

– Конечно нет. Имеется в виду, за всю свою жизнь, а она ненамного меня старше. И что вы думаете, ей не попалось ни одного нормального мужика. Ни одного! Что уж говорить обо мне. У меня их было всего двенадцать… с половиной.

– С половиной? – усмехнулся Подаркин.

– Это долгая история.[3]И неинтересная. И вот, мне двадцать восемь лет, и я снова одна. Правда, мне нравится один человек…

– Кто же?

– Мой новый начальник, Георгий. Он очень сексуальный и, кажется, не женат, – я сказала это и тут же прикусила губу. Что я наделала? Кто меня за язык тянул? Ведь Волгин не только мой начальник. Он еще и начальник оператора Димы, видеоинженера и двух осветителей, которые в данный момент наверняка красноречиво переглядываются за моей спиной.

– Саша, вам нехорошо? – вдруг встрепенулся Подаркин. – Вы такая красная.

Когда он это сказал, я почувствовала, что и правда приболеваю. Голова моя кружилась, перед глазами плясали веселые солнечные зайчики, а все звуки доносились как будто бы издалека, словно на мою голову была нахлобучена меховая шапка.

Я попробовала встать, и попытки с третьей мне это удалось. Я чувствовала себя ягненком на льду – ноги не слушались и разъезжались в разные стороны. Вдруг я увидела прямо перед собой глиняную тропинку и с ужасом поняла, что земля перевернулась и стремительно приближается ко мне, явно собираясь накрыть меня с головой.

– Держите ее, – услышала я голос оператора Димы.

Чьи-то руки подняли меня с земли и усадили на стул.

– Со мной все в порядке, – пробормотала я, – наверное, это солнечный удар. Только вот… Ох, кажется, меня тошнит!

Собрав волю в кулак, я поднялась со стула и рванула в направлении «Кижей» – деревянной туалетной будки. Кажется, Подаркин попытался меня остановить, но я ловко увернулась, упорно следуя выбранной траектории.

– Остановитесь, туалет бутафорский! – в ужасе орал Подаркин мне вслед.

* * *

Глаза открывались с трудом, во рту было сухо, как в пустыне Сахара. Кто-то настойчиво тряс меня за плечи. Я отчаянно пыталась сообразить, где нахожусь, но крепкой версии так и не придумала. Кажется, я брала интервью у популярного певца Павла Подаркина. Ах да, мы сидели в саду, и все было замечательно, но потом он предложил мне вина, и… Ох нет, про вино я думать почему-то не могу – желудок протестует, пытаясь взобраться по пищеводу вверх.

– Ага, проснулась!

Голос принадлежал оператору Диме. У меня от сердца отлегло. Наверное, мы все еще у Подаркина.

Я разлепила глаза и обнаружила, что нахожусь в телевизионном микроавтобусе. Который мчится по грейдерной проселочной дороге – вот почему мне показалось, что кто-то меня трясет.

– Ну ты даешь, – смеялся Дима, – работаю на телевидении двенадцать лет, но такого еще не видел.

С трудом я привела саму себя в вертикальное положение и тут же уткнулась лбом в спасительно прохладное стекло.

Дима протянул мне влажную салфетку, от которой ощутимо попахивало спиртом и дешевым апельсиновым одеколоном. Я поднесла ее к лицу, и мне стало еще хуже.

– Какой кошмар, – слабо простонала я, – со мной такого тоже никогда не случалось… По-моему, меня отравили…

– Пить меньше надо, – жестко ответил Дима, отодвигаясь от меня, – ты выпила четыре стакана крепленого вина.

– Откуда мне было знать, что оно такое? В нем вообще не чувствовался алкоголь!

– На твоем месте я бы лучше подумал о том, что сказать Грушечке, – усмехнулся оператор, – интервью-то сорвалось.

– Как это сорвалось? – ужаснулась я. – Ты меня не путай! Все было замечательно, мы проговорили довольно долго, пока я не… ладно, не будем об этом.

– Проговорили – это неверное слово. Потому что говорила в основном ты.

– Я? – беспомощно переспросила я. Странно, а мне-то показалось, что Павел Подаркин – умный, тонкий собеседник.

– Саша, ты должна была брать, а не давать интервью! – продолжал издеваться Дима. – Брать интервью – это когда ты задаешь собеседнику вопросы, а он тебе рассказывает о своей жизни. А не наоборот.

– Но почему ты меня не остановил?! – рассердилась я. – Ты же видел, что я была немного не в себе из-за этого проклятого вина!

– Немного не в себе – это мягко сказано. Я сто раз пытался тебя остановить, но ты не обращала на меня внимания.

– Но может быть… Может быть, можно вернуться и попробовать еще раз?

– Попробовать что? Испортить бутафорский туалет? – прищурился Дима.

– Взять интервью, – тихо сказала я.

– После того как Подаркин выгнал нас из дому и пригрозил судом, это вряд ли получится, – он пожал плечами, – тебе еще повезло, что ты отключилась и не слышала, как он на нас орал.

Я отвернулась к окну. Мне даже не на кого было переложить вину за случившееся. Потому что кругом виновата одна я. И теперь у Грушечки будет полное право меня уволить, и даже дружеское расположение шефа мне не поможет. Что ж, я приму все как есть и даже не буду пытаться себя защитить.

– Да ладно тебе, не убивайся ты так, – Димина рука опустилась на мое плечо, – мы ей что-нибудь соврем.

– Например? Что Подаркин угостил меня несвежим творогом и мне стало нехорошо?

– Нет, например, что кассета была бракованной. Иногда так случается. У нас в редакции нет человека, ответственного за состояние кассет. Корреспонденты возвращают отработанные кассеты на полку, они же не могут заметить, что кассеты сыпятся. И видеоинженер не может перед съемкой отсмотреть всю кассету целиком.

– Но тогда получается… Получается, что тебе придется соврать, чтобы меня прикрыть? – Я недоверчиво посмотрела на Диму. Почему-то с самого начала мне показалось, что я ему не симпатична. Зачем в таком случае ему все это надо? – Хочешь сказать, что готов на это пойти? Ради меня?