Сезон долгов - Елена Хорватова

Заметив, что Феликс ничего не отвечает, Дмитрий повернулся к нему. Лицо князя было совершенно серым, даже отдавало в голубизну, а его нежный южный загар казался грязным налетом на коже... На щеке Феликса дергалась какая-то жилка, из-за чего уголок рта с одной стороны все время растягивался в некое подобие ужасной кривой ухмылки.

– Ради Бога, Митя, умоляю тебя, не говори об этом, не говори... Я не могу этого слушать! – прошептал он. – Я представил себе ее смерть...

– Прости, – тихо ответил Колычев.

«Господи, какой же я идиот! Все-таки моя следовательская служба развивает такую душевную черствость, что обычным людям я, верно, кажусь чудовищем. Как хорошо, что мой рапорт об отставке уже пошел по инстанциям – хватит с меня чужих смертей, крови и грязи...», – подумал он про себя.

Подъезжая к усадьбе, приятели издали заметили двоих стражников, топтавшихся у ворот. В тенечке щипали траву лошади в казенной упряжи.

Феликс окончательно пал духом.

– Следователь держит слово, – прошептал он. – Уже распорядился, чтобы местный урядник прислал охрану. Все. Можно считать, что я под арестом.

Колычев сжал его руку.

– Феликс, помни о своем княжеском достоинстве. Возьми себя в руки, чужие люди не должны знать о том, как тебе плохо.

Охранники при виде княжеского экипажа вытянулись и козырнули. Рахманов приосанился и сдержанно поздоровался с ними.

– Что, службу несете? – спросил он. – Вы, братцы, можете перейти в беседку, что стоит в парке у дороги. Оттуда и ворота, и усадьба как на ладони, а караулить в тени под крышей легче будет.

Охрана замялась.

– Так что нам это... Ваше сиятельство! Приказано находиться снаружи, внутрь владения не проникать, – ответил старший.

– Ну что ж, служба есть служба. Я распоряжусь, чтобы вам вынесли скамью и прислали ужин, – кивнул Феликс.

Поздно вечером, когда уже стало темнеть, прислуга доложила, что в усадьбу пожаловал господин Заплатин.

– Прикажете принять, ваше сиятельство? – спросил старый лакей. – А то они, то есть гость-то ваш, с молодцами у ворот беседу завел, как бы оно ни того... Лишнее это.

– Ну что ж, проси, – устало ответил Феликс.

– Если хочешь, я сам поговорю с Алексеем, – предложил Колычев.

– Да нет, я справлюсь. Не все же мне прятаться за твоей спиной.

– Ну здравствуй, князь, – не слишком приветливо поздоровался Заплатин, входя в гостиную. – Я вижу, к тебе охрану приставили, чтобы не улизнул от правосудия. Но это не беда. Прикажи – поможем. Мы, бывало, даже с севастопольской гауптвахты арестантов вынимали, теперь они за границей по пивным гуляют. А тут всего-то охраны – два деревенских чурбана у ворот. Раз плюнуть – и ты на свободе. Но это уж за дополнительную плату, сам понимать должен. А ты-то и по старым счетам не расплатился. Так что ж, ваше сиятельство, приготовил денежки? Если приготовил, то и по побегу твоему столкуемся. Через неделю будешь в Констанце по набережной фланировать...

– Насколько мне не изменяет память, я путешествие в Констанцу в твоей транспортной фирме не заказывал, – перебил его Феликс.

– Да? – удивился Заплатин. – Ну что ж, дело твое. А как насчет того, что я у тебя заказывал? Смотри, все сроки истекли, пора раскошелиться!

– Заплатин, ты не держишь слова, – удивительно спокойным тоном ответил князь. – Потому и дел никаких с тобой у меня больше не будет.

– Не держу слова? Что ты имеешь в виду, сиятельство?

– Твои «свидетели» уже принялись менять свои показания и топить меня по мере сил. Так, извини, за что же ты хочешь получить деньги?

Заплатин стал запинаться.

– То есть как... В каком смысле – топить? Я... Я не знаю, о чем ты? Я не понимаю...

– Вот видишь, сам не знаешь, не понимаешь, а деньги за мое алиби тебе подавай! Гнилой товар хочешь всучить. Деловые люди так себя не ведут.

– Что? Да ты просто крутишь, Феликс, чтобы с деньгами не расстаться! Ну погоди, брат, я завтра же пойду к следователю и побеседую с ним откровенно, вот тогда и покрутишься уже всерьез! Чертов убийца! Князь! Не князь ты, а мразь! Мразь, у которой рука поднялась на женщину! Впрочем, Верка получила как раз по заслугам и расплатилась за собственную подлость и дурь! Но и тебе это дело еще отольется! Ты меня в ссылку законопатил, а самому каторги не миновать! Насидишься еще по тюрьмам, гнилое сиятельство!

Рахманов повернулся к лакею:

– Выведите отсюда этого господина! И в дальнейшем в мой дом его не пускать!

Ночью ни Колычев, ни Рахманов не могли уснуть, поэтому они устроились в креслах на балконе, прихватив бутылку вина и вазу с фруктами.

– Митя, ну почему моя жизнь превратилась в такой кошмар? – спрашивал слегка захмелевший князь. – Неужели грехи мои настолько тяжелы, что я всю жизнь буду за них платить? И никогда не узнаю покоя? Я уже не хочу ни счастья, ни любви, только покоя, всего лишь немного покоя... Потеря любимой женщины сама по себе большое горе, особенно как представишь, что пережила Верочка в последние минуты... Так мало мне этой беды – изволь еще выступать в качестве подозреваемого в ее смерти. Вокруг меня теперь толпа мучителей, и каждый норовит задеть побольнее.

– Феликс, я очень хорошо тебя понимаю. Когда-то я тоже похоронил любимую женщину...

– Но тебя, по крайней мере, никто не считал ее убийцей, не таскал на допросы, не приставлял к тебе стражников и не пытался нажиться на твоем горе путем шантажа, – обиженно перебил его Феликс.

– Ты прав, этого у меня не было. Тебе тяжелее. Но я прошу тебя, друг мой, перестань упиваться своим горем, сделай над собой усилие, постарайся взять себя в руки. Иначе не останется сил для борьбы.

– Митя, ты, как всегда, прав. Но мне от твоей правоты, как всегда, не легче...

Наутро Колычев, провожаемый любопытными взглядами сменившейся за ночь охраны, снова отправился в город.

Первым делом он направился к знакомому уже дому под зеленой крышей, в котором квартировал Заплатин. На его удачу хозяйственные особы в кокетливых платочках снова крутились во дворе – одна развешивала на бесконечных веревках мокрые простыни, вторая варила на уличной печурке варенье в сверкающем начищенными боками медном тазу.

Дмитрия женщины встретили как старого приятеля и порадовались возможности немного посплетничать про своего соседа Заплатина, благо нашелся, наконец, заинтересованный слушатель.

Колычеву, собственно говоря, хотелось разузнать кое-что о той молодой замужней даме, заплатинской пассии, что поторопилась поменять свои показания. Но начинать разговор пришлось издалека...

Соседки, которых Дмитрий прозвал про себя Тюрбан и Бантик, отвечали весьма словоохотливо, перебивали друг друга, спеша выплеснуть все накопившиеся сплетни, и совершенно не интересовались, почему, собственно, некий господин пришел к ним во двор и задает разные вопросы.