Точка Омега - Евгений Шкловский

Но и Марте с ней тоже было интересно, просто по-женски, хотя вряд ли одиночество Люси и ее опыт могли чему-то научить в житейском плане. Тем не менее вечерние чаепития с рюмочкой вишневого ликера или Люсины кулинарные достижения (иногда вдохновлялась) в виде жареной бараньей ноги или шарлотки с яблоками не просто разнообразили их совместное проживание, но и сближали. Особенно любопытны были Марте рассказы Люси о ее ангеле-хранителе, которого она называла не иначе как «мой ангел», и все случаи счастливого избавления от всяких невзгод связывала именно с ним.

По описанию Люси, которой тот не раз являлся во сне (хотя не факт, что это был именно сон, а не явь), по виду это был мальчуган лет пяти-шести, светловолосый, с нежной кожей и серо-зелеными глазами, очень похожий на соседского по даче парнишку, ее ровесника, с которым они в детстве дружили года два-три, играли вместе, пока семья мальчика снимала дачу рядом. Может, она даже влюблена была в него, хотя какая в этом возрасте влюбленность, так, глупость. Тем не менее приближающееся лето ожидалось не просто с нетерпением, но и с особым волнением. И после она была почти уверена, что раньше или позже они снова встретятся. Даже теперь, спустя много лет, как ни странно, надежда смутно брезжила в ней, не хотелось с ней расставаться. Фантазия, ну и ладно…

Возможно, облик того мальчика ее хранитель принял, прознав своими ангельскими путями про этот тайный, согретый теплыми детскими воспоминаниями уголок ее души. Люсино лицо всякий раз светлело, когда она упоминала своего мистического опекуна, делалось задумчивым и размягченным, при этом она улыбалась, как бы предупреждая возможную насмешку. Однако Марта слушала всегда серьезно, и если улыбалась, то сочувствующе, без всякой иронии.

Вместе вышли они на безлюдную улицу – ни прохожих, ни машин. Лицо у Марты серьезное, сосредоточенное. Оно и понятно.

Ждали, впрочем, недолго. Сделав крутой вираж, лихо подрулил задрипанный «жигуленок», шофер, мужичок с ноготок, наклонился к приоткрытому окну: «Сколько?», но они, не дожидаясь его согласия, уже садились. Люся придерживала дверь, чтобы Марте с ее животом было сподручней. Едва устроились, как к «жигуленку» неожиданно прижались сразу две иномарки, заблокировав с двух сторон… Мужичок побледнел, сжался весь, словно усох. Кому-то он, похоже, пересек дорогу.

– О Господи! – тяжело вздохнула Марта и прикрыла глаза.

Совсем все это некстати.

– Поехали, поехали! – сама не ожидая от себя такой решительности, скомандовала Люся водителю. – Давай, некогда разбираться! Девка беременная, родит сейчас прямо тут…

Такая перспектива, судя по всему, мужичка не устраивала еще больше, чем выяснение отношений с иномарками. Он ударил по клаксону, взревел мотором, резко сдал назад, почти коснувшись бампера пристроившейся с тыла машины, вывернул руль и рванул. Из иномарки что-то крикнули, но этим и ограничилось, при свидетелях обострять ситуацию не стали.

Минут через десять были уже в роддоме. В дверях приемного отделения Марта благодарно улыбнулась Люсе, взмахнула на прощание рукой.

Все-таки молодчина девка, действительно отважная. Одна, без мужа, и рожать не боится, как будто уже проходила через это.

Смогла бы она сама так? Впрочем, что уж теперь, поздно ей об этом думать, все сроки прошли. Хоть помочь…

Возвращалась она по ночной пустынной улице, кое-где еще лежал почерневший изможденный снег, хотя уже середина апреля, весна в воздухе. Не исключено, уже этой ночью Марта родит, и в доме появится еще одно существо, маленький человечек, мальчик или девочка, не важно. Впрочем, родители, наверно, заберут Марту с ребенком к себе. Это было бы правильно, но Люся бы предпочла, чтобы та осталась у нее, они бы ей не помешали.

Когда-то у Люси мелькала мысль взять ребенка. Да, было искушение, но так и не решилась… Слишком большая ответственность. И потом, если бы была гарантия, что все будет благополучно. Нет, за себя она не опасалась. Другое дело – дитя…

Естественно, Марте своих тревог она не высказывала, но ночью во время бессонницы, прислушиваясь к звукам за окном, нередко об этом думала. Именно в связи с Мартой. А вот ту, судя по всему, такие неуютные мысли не посещали. Не похоже было. Напротив, она очень хотела ребенка, радовалась растущему животу и шевелению внутри, стойко переносила токсикоз и изучала всякие книжки с советами для начинающих мам. Готовилась.

Уже на повороте к дому навстречу Люсе вышел мужчина – темная куртка, поднятый воротник, низко надвинутая кепка. Занятая своими мыслями, она не сразу обратила на него внимание, но когда почти поравнялись, мельком взглянула и вздрогнула – настолько знакомым ей показалось лицо! Но когда мужчина, удаляясь, буркнул что-то невнятное, она даже не отреагировала, не повернулась, боясь то ли ошибиться, то ли утратить нечто очень важное. Звенело в ней.

Мужчина был уже далеко, постепенно растворяясь в городской полутьме, а она смотрела вслед удаляющейся фигуре, и по щекам ползли слезы.

Марта, наверно, уже в палате, хотя кто знает, знакомая рассказывала, что ей пришлось пролежать на каталке в коридоре часа четыре, пока ее наконец разместили нормально в палате. Все может быть. Думать об этом не хотелось. В мире столько опасностей и несуразностей, что если зацикливаться на них, то жить просто невыносимо.

Почему-то она была уверена, что с Мартой и ребенком все будет хорошо. Ей нравилось, что Марта такая бесстрашная, такая решительная. Люся их непременно встретит, да и к возвращению все подготовит – коляску, памперсы… Друзья могут не беспокоиться.

Люся шла и взволнованно думала, что и для нее тоже может начаться какая-то другая, новая жизнь.

Все происходило въяве, вот только со временем что-то было не так. Если бы лет двадцать назад, тогда бы действительно могло что-то перемениться. Или не перемениться. Разве скажешь теперь, как бы все сложилось? Тогда она молодая была, наивная, глупая. Да и теперь, наверно, не слишком поумнела, но ведь речь не о ней, а о Марте, о ее ребенке. Интересно, как та его (или ее) назовет?..

Профессор, как окрестил его про себя Родион, пьет воду каждый час, понемногу, но регулярно, и только такая вода – из их источника в овраге на краю леса – его устраивает, якобы в ней удивительные целебные свойства, просто волшебные…

Родион таскает оттуда полные пятилитровые пластиковые бутыли, и всякий раз Профессор интересуется, та ли вода. Можно подумать, ему просто приятно услышать подтверждение. Когда он пьет, в его худом розоватом лице проступает чуть ли не благоговение, после каждого глотка он шевелит бледными губами, будто шепчет что-то, глубоко вздыхает и слегка отстраняет стакан, рассматривая остающуюся в нем воду. И так до самого дна, превращая весь процесс едва ли не в священнодействие. Со вкусом пьет. С чувством, с толком, с расстановкой.

Ну да, Профессор верит в эту воду. Он может подолгу разглядывать ее, прежде чем выпить, опять же шепчет что-то и только потом поглощает – неторопливыми глоточками, при этом его острый кадык дергается, как пойманная рыбка. Водичка – так он ее ласково называет.