Деловое образование в России - Сергей Пятенко

Современное общество любит различные конкурсы и шоу. И там, где нет объективных критериев ранжирования участников рынка, повсеместно размножаются субъективные рейтинги. При этом везде есть существенные различия между критериями подобных рейтингов и параметрами, реально значимыми для потребителя. Это происходит в любой сфере, от конкурсов красоты до выборов лучших работодателей. Не являются исключениями мировой и российский рынок образования.

Рейтинги интересны всем: абитуриентам, работодателям, участникам рынка и просто любознательным. В мире рейтинги вузов существуют более 30 лет, и за это время вся специфика их субъективных особенностей проявилась в полной мере. Теоретически всё просто: берем основную функцию (обучение) и смотрим: что на входе, что на выходе; в идеале – сравниваем то и другое.

Но на практике никто ничего подобного не делает. Вход никто из трех международных составителей рейтинга во внимание не принимает. А что касается выхода, то его частично пытаются измерить рейтинги The Times Higher Education World University Rankings (THE) и World University Rankings компании Quacquarelli Symonds (QS). Но корректность этого замера весьма и весьма спорна. Дело не только в сложности самой задачи. По многим причинам складывается впечатление, что для составителей рейтингов измерение качества образования не является не только единственной, но даже приоритетной целью.

С одной стороны, международные рейтинги, похоже, по факту преследуют вполне прагматические цели – закрепить превосходство одной модели организации образования/ науки и навязать ее всей планете как единственный вариант. В многообразном мире любые иные форматы образования/ науки заранее объявляются низкосортными. Если на Западе науку развивают университеты, а Академия наук – просто клуб по интересам, – значит, это правильно.

В различных видах деятельности, в том числе в менеджменте, жизнь вынудила Запад признать эффективность японского, китайского и других видов организации бизнеса. Но в образовании Запад пока стремится отстаивать свою, единственную, модель и дискредитировать всё иное. Ранжирование вузов в рамках определенной парадигмы – просто один из инструментов. Но, с другой стороны, все эти рейтинги дают первичные ориентиры и удовлетворяют общественную потребность в шоу-мероприятиях.

Кроме того, в ранжировании вузов есть и политические соображения: рейтинги играют заметную роль в создании имиджа и повышении престижа страны. Количество университетов в топ-группе международного рейтинга – один из показателей позиций страны в международном сообществе.

Сейчас существуют три основных международных вузовских рейтинга. Между ними есть определенные тонкие различия. Но общий подход един: 60–70 % веса имеют критерии «околонаучного характера» – количество публикаций, количество ссылок/цитат, академическая репутация (?!) и т. д. Очевидно, такой «квазинаучный перекос» – тем более в сторону узкого круга англоязычных журналов, книги вообще не учитываются (?!) – не соответствует запросам как минимум двух групп потребителей – работодателей и студентов.

Отметим также: все эти рейтинги полностью англизированы. Университеты ранжируются таким образом, что заведения, где преподавание происходит по-английски, имеют явное преимущество перед прочими. Это объясняет тот удивительный перекос, когда европейские (и не только российские, и не только восточноевропейские) университеты со славной многовековой историей либо вообще не входят в топ-200, либо занимают место в самом хвосте, тогда как наверху оказываются университеты англосаксонского мира, в том числе и малоизвестные – например, из Новой Зеландии либо из какой-нибудь американской глубинки. Причем реальный уровень образования там порой невысокий. Дело может объясняться не только надвигающейся «гибелью Европы», но и моноязычностью рейтинга. Высшая школа должна говорить по-английски и только по-английски – или ее не существует. То же и с индексами цитируемости.

Серьезные исследователи, в частности немецкие, отмечали негативные последствия подобного моноязычия. Гонка за высокими показателями цитируемости приводит фактически к отмиранию «локальной» научной публикационной активности: доминирование одного языка, в том числе искусственно поддерживаемое, означает, что публиковаться на английском гораздо выгоднее с точки зрения выхода на более широкую аудиторию и потенциального цитирования.

Так, некоторые европейские исследования показывали, что, хотя в Германии есть социологические журналы очень высокого уровня, действующие на данный момент в академическо-университетской среде стимулы, в том числе рейтинговые, обусловливают стремление авторов публиковаться в международных социологических журналах[44]. Локальные журналы испытывают трудности с формированием своих портфелей, и в дальнейшем, судя по всему, эти трудности будут только возрастать.