Искажение - Герман Канабеев

Только вот Артур хотел чего-то более, ему хотелось верить, такой магии Артуру хотелось, чтобы самому страшно стало. Он, как любой уверовавший, желал подтверждения и явления, чтобы куст загорелся, чтобы молния в него ударила, чтобы такая убежденность пусть образуется, перед которой разум ниц падет, комета пускай на небе одновременно с затмением в момент парада планет. Если вот так будет, если все наверняка, Артур даже душу дьяволу готов был продать, но, как любой русский, такие над собой свершения он мог допустить только при наличии конкретных доказательств. Чтобы вот без этих метафор и аллегорий: один глаз зеленый, другой черный, трость с набалдашником в форме головы пуделя, такое Артура, русского богатыря, не впечатлит. Богатырь когда коня седлает? Когда он точно знает, что царь конченый, что Кощей охренел, что орда осатанела, что Горыныч озверел – все светлое сгинуло, погибло добро, исчезла любовь, тогда да, тогда уже никаких доказательств не нужно, и так видно – дьявол на земле во плоти среди людей сжился, зарегистрировался, прописался, устроился на работу, имеет СНИЛС, ИНН. Вот к такому дьяволу Артур пошел бы. Чтобы такой конкретный дьявол – сама суть делового подхода и необходимой обреченности. Только быть бы уверенным, что следующий шаг, что случайная встреча или неслучайная деловая не приведут за решетку, не лишат нажитого, в общем, простое такое человеческое желание – гарантировать себе постоянство в мире, где такого понятия не существует.

Артур сидел в машине и ждал, когда вернется его водитель. Здесь, возле метро «Третьяковская», нормально припарковаться было негде, и Артур откровенно нервничал, когда прохожие, зачастую намеренно, задевали зеркала машины. Артур скучал по тому времени, когда марка машины еще имела значение, и только самым безбашенным могла прийти в голову мысль, что можно вот так запросто пройти мимо и зацепить зеркало. А теперь чуть ли не каждый третий фотографировал номера, пытался разглядеть пассажира через тонированное стекло. «Чудное какое-то поколение выросло, – думал Артур. – Они в смартфоны, выставленные перед собой, верят почти так же, как в пуленепробиваемый щит. Теперь достаточно включить трансляцию в любую из соцсетей, и ничего не сделаешь, даже выскакивать из машины и выхватывать смартфон смысла нет, все уже выгрузилось на сервера, а твоя искаженная злобой рожа и будет той заставкой ролика на Ютубе, что привлечет миллионы зрителей. Наверно, эти смартфоны сейчас лучше любого бронежилета».

Артур ждал своего водителя, тот должен был явиться в квартиру, где, как узнал Артур из надежных источников, живет настоящий провидец. Ему так и сказали: «Не переживай, когда ты его увидишь, отпадут любые сомнения». Водитель вернулся через полчаса, сел за руль и молча смотрел через лобовое стекло, точно забыл про своего пассажира.

– Что там? – раздраженно спросил Артур.

– Артур Александрович, я даже и не знаю, как сказать, чтобы это не показалось бредом.

– Так! – Артур начал выходить из себя. – Говори как есть.

– В общем, там парень, не знаю, наверно, парень, у него головы нет.

– Как это головы нет?

– У него вместо головы глаз, огромный такой глаз, я как глянул, чуть сознание не потерял, а он смотрит на меня этим своим глазом, не моргая, и знаете, Артур Александрович, мне страшно стало, невозможно ему в глаз смотреть.

– Это хорошо – это то, что нужно, Фамаида не обманула, – сказал Артур и вышел из машины.

Артур забежал на этаж, будто боялся, что не успеет и человек без головы исчезнет, окажется мифом, растворится, пока он поднимается по лестнице.

Этот высокий, но какой-то кривой в плечах мужчина сел передо мной. Я скинул капюшон с «головы», уже зная, какой эффект произведу. Но Артур нисколько не испугался, не смутился и вообще не выказал никакого удивления, он только улыбнулся и потер руки, точно в предвкушении выигрыша в лотерею.

Мне не стоило особого труда убедить Артура в своих чудесных способностях, и если в моей жизни был человек, которому я по-настоящему благодарен, так это Артур. Его покровительство стало тем событием, благодаря которому я приблизился к мечте – освободиться от родителей.

Чуть позже я понял, что хотел свободы не столько от конкретных людей – матери и отца, сколько не терпелось освободиться от детства. Мой разум уже не помещался в теле ребенка, я не хотел жить по тем правилам, по которым следует жить в десять лет. Артур, как мне теперь думается, понял это и стал моим благодетелем. Каждый свой шаг в бизнесе, любое решение он согласовывал со мной и щедро оплачивал услуги. Я считаю, что мне повезло. Что я там мог видеть? Что мог посоветовать Артуру? В верхних миражах я мог рассмотреть только то, что может удивить моего благодетеля прямо сейчас, и то, если в эти десять секунд произойдет хоть что-то, но оказалось, что мои предсказания, хоть немного долгосрочные, пускай на неделю, тоже срабатывали, примерно пятьдесят на пятьдесят и исключительно благодаря случайности.

И этого хватало. Артур будто и не замечал, когда я ошибался, наверно, он так хотел верить в высшую силу, шагающую по судьбе теперь вместе с ним, что не видел абсурда ситуации. Можно ли его за это осуждать? Даже если не брать в расчет мою прямую выгоду, если допустить, что я всего лишь сторонний наблюдатель. Кто из живущих не ищет покровителей? Кто не хотел бы гарантировать себе безошибочность принятых решений? Большинство, если с родителями повезло, до седины или до лысины, кому как сложится, с ними сверяются, и, даже раздражаясь на их советы, где-то в глубине души благодарят своих стариков за возможность ошибиться и быть понятым, приласканным. Оттого так тяжело родителей хоронить, это не потому, что умер конкретный человек, а потому, что мертва теперь та часть самого себя, что не готова нести за себя же ответственность. А если стоять ступенькой выше? Тогда найдется директор или любой другой начальник, а если еще выше? Если ты президент или диктатор? В этом случае становишься еще большим ребенком, вокруг тебя столько желающих оправдать все твои ошибки, объяснить любой твой идиотский поступок. А если еще дальше? Если ты и вправду стал независимым и отвечаешь только сам перед собой? Тогда, конечно, Бог, в любой его ипостаси. Ну не хочется человеку верить, что он сам себе хозяин и только перед собой может быть прав или виноват. Люди идиоты. Люди тупицы, и Артур самое яркое подтверждение этому. Я стал для него Богом. А живой Бог, Бог, с которым вот так можно запросто сесть и поговорить, и есть самое сокровенное желание человека – тоска по эдемскому мифу.

Артур умер, когда мне исполнилось четырнадцать лет. Он в тот год отметил тридцать пять и, ничего доселе не зная о раке, сгорел от него за четыре месяца. За два дня до смерти он сказал мне: «Юр, как ты мог это не разглядеть?» – «А я никогда ничего и не видел», – ответил я.

После смерти Артура я, признаться, растерялся. Четыре года я работал только с ним, и обо мне уже успели позабыть остальные страждущие чудес и откровений. Нужно было опять привлекать клиентуру, чего мне делать совершенно не хотелось. Со мной случилось что-то наподобие депрессии. Я вдруг осознал, что, несмотря на отвращение к пути гадалки, ничего другого не умею. Спасение, как всегда, находил в верхних миражах. Несколько дней провел исключительно в прекрасном верхнем мире. Родители не трогали и не лезли с советами, за что я им искренне благодарен. Все-таки хорошие они люди, и их глупость никому, кроме них самих, не мешает.