Профессор Мориарти. Собака Д'Эрбервиллей - Ким Ньюман

Том Гекели, дарвиновский подпевала, вполне заслуживает взбучки. И мне не понравилось, как на прошлом приёме Королевского научного общества Джордж Стокс увивался за леди Кэролайн. И в уравнениях Навье — Стокса есть некоторые (хоть и крошечные) изъяны.

Удивительное происшествие. Мы с Дж. как раз выходили из ресторана, как вдруг к нам бросился какой-то растрёпанный мужчина с красным обветренным лицом. Он бормотал: «Марсиане приближаются! Марсиане приближаются!» Дебаты по поводу наименования воображаемых жителей планеты Марс идут с тех самых пор, как Скиапарелли провозгласил эту свою чушь насчёт каналов. Я твёрдо придерживаюсь «марсианцев», поэтому поправил неизвестного сумасшедшего, но куда там. Он схватил меня за отвороты сюртука грязными руками и дыхнул в лицо джином. Причём назвал меня по имени. Не очень-то приятно.

— Сэр Невил, следите за небесами! Взгляните! Красная планета! Взгляните на хрустальное яйцо!

Дж. подозвал здоровенного констебля, и тот ухватил буяна за плечо. Полоумный съёжился, не иначе как от страха. Подобным субъектам свойственно робеть перед полицией, но реакция краснолицего была чрезмерной. На плече у констебля выпирало нечто вроде опухоли, и мундир её не скрывал, а, наоборот, подчёркивал. Я-то думал, представители городской полиции должны соответствовать строгим требованиям. Быть может, этот бобби заболел недавно? Мне показалось, что выпуклость подрагивает, как студень. Глаза на бледном лице полисмена ничего не выражали. Пришедший нам на выручку страж порядка, похоже, был в такой же неважной форме, что и сумасшедший.

— Не отдавайте им меня, — умолял последний. — Они опутывают… впиваются… высасывают мозг… Вы перестаёте быть самим собой. Я видел!

— Ну-ка… веди… себя… прилично… — Лишённый всякого выражения голос констебля походил на предсмертный хрип. — Не… стоит… беспокоить… этих… джентльменов…

Лицо полоумного исказила чудовищная гримаса.

В голосе полисмена слышалось нечто жуткое, словно зловещий чревовещатель изъяснялся при помощи неодушевлённого манекена.

— Господа… извините… нас!

Констебль поднял всхлипывающего мужчину одной рукой (а тот был, между прочим, отнюдь не хилого телосложения) и на негнущихся ногах зашагал прочь. Его опухоль будто жила собственной жизнью — она вдруг передвинулась под формой. Я ощутил на себе чей-то злобный взгляд.

Дж. поинтересовался, знаю ли я сумасшедшего.

Что-то было в нём от военного, как мне показалось. От опустившегося служаки. Возможно, спятил в каком-нибудь южном уголке империи. И будто бы я видел его раньше. Вероятно, он приходил послушать мои публичные лекции, а может, поджидал меня на улице. Дж. удивился, что незнакомец назвал меня по имени, но кто же не знает королевского астронома!

— Правильно говорить «марсианцы», — посетовал я. — Существуют многочисленные прецеденты…

Дж. тут же заявил, что его призывает некое неотложное дело, и улизнул, а я так и не успел изложить свои доводы. Нужно послать ему мою монографию об именах жителей планет. Всё ещё не утихают споры насчёт «меркурийцев» и «юпитерцев», хотя почти все уже согласились с «лунарцами» и «венеранцами». Определённо нужно колонизировать Солнцевую систему к концу нынешнего века, тогда уже не будет такой путаницы!

Седьмое сентября. позднее

Твёрдо намеревался выкинуть из памяти сегодняшнее неприятное происшествие… но слова того безумца вдруг аукнулись самым странным образом.

Аукнулись в буквальном смысле благодаря загадочному стечению обстоятельств.

Кебмен с тощей шеей, вёзший меня домой в Гринвич, весело бросил на прощание: «Сэр, следите за небесами». Довольно необычная фраза, и второй раз за день, но ведь он обращался к знаменитому астроному в непосредственной близости от самого большого телескопа в стране. Итальянец Гальвани, начальник рабочих (наконец-то они завершили электрификацию Флемстид-хауса!), вручил мне пачку чертежей с пометкой «домовладельцу» и довольно отчётливо произнёс: «Взгляните! Красный план… это важно, чтобы понять устройство электрической проводки». Имелся в виду, разумеется, красный план в пачке чертежей, но он сделал такое ударение на «план» и «это», что получилось почти «красная планета», точно как говорил тот полоумный.

Перед ужином проходил мимо кухни и услышал, как новая экономка миссис Хаддерсфилд сказала дворецкому: «Взгляните на хрустальное…» Имелось в виду хрустальное блюдо из недавно приобретённого уотерфордского сервиза. Её перебила новая горничная Полли, громко выкрикнув: «Яйцо!» Она отвечала на чей-то вопрос касательно секретного снадобья для кожи. Всё вместе же прозвучало как одно предложение: «Взгляните на хрустальное яйцо!»

Леди Кэролайн гостит у своей сестры, так что я ужинал в одиночестве. Не мог толком сосредоточиться на еде: в голове постоянно всплывали подробности происшествия на Стрэнде.

Из задумчивости меня вывел необычайно сладкий десерт. Опустил глаза и увидел в хрустальной вазочке дрожащее алое бланманже, увенчанное похожей на красный глаз засахаренной вишенкой. Мне внезапно вспомнился Марс, видимо из-за цвета. А подрагивание напомнило опухоль у странного констебля.

И тут я вспомнил про пресс-папье, которое вызволил вчера из лап ненавистного Оджилви.

Хрустальный кристалл в форме яйца!

Хрустальное яйцо! Может ли быть, что сумасшедший говорил об этой безделушке?

Глубоко задумался, десерт так и не доел.

Седьмое сентября. ещё позднее. Великое открытие!

После ужина отправился в кабинет, где хранится коллекция старинных и экзотических приборов: телескопы, секстанты, модели Солнцевой системы и тому подобное. Рабочие синьора Гальвани там всё перевернули вверх дном, когда устанавливали электрические светильники.

Сегодня утром доставили новый зеркальный телескоп — громоздкое сооружение на небольшом пьедестале. Спереди — крепление, видимо предназначенное для дополнительной съёмной линзы. Необычная конструкция. Эту новую модель прислала некая почтенная организация, именующая себя Союзом красных, в награду за мои достижения в астрономии. Велел секретарю отправить им благодарственное письмо с моей фотографией и автографом. Когда зашёл в кабинет, обнаружил, что рабочие по ошибке подсоединили новый прибор к электрической сети (видимо, приняли за лампу). Следовало бы строго отчитать Гальвани, но его промах толкнул меня на путь удивительных открытий.

Я взял в руки недавно приобретённое пресс-папье и тщательнейшим образом изучил его. Лавочник что-то бормотал о «внутреннем свете», и я сам стал свидетелем этого феномена. Разумеется, всё дело в каком-то оптическом фокусе. Хрустальный кристалл улавливает свет, его сердцевина сияет и отбрасывает многочисленные отражения.

Полли зашла в кабинет и случайно выключила лампы. Благодаря её оплошности я и обнаружил, что, даже лишившись источника света, хрустальное яйцо испускает сияние само по себе. Измерить долготу остаточного свечения не успел, потому что горничная принялась суматошно извиняться: мол, не заметила меня и по ошибке погасила лампы. Причитала, что эти новомодные изобретения гораздо хуже старых добрых газовых рожков. Боюсь, опасения леди Кэролайн по поводу молнии вселили в слуг суеверный ужас перед электричеством.