Победу ни с кем не делим! - Альберт Байкалов

– Ты предатель? – спросил другой, щуплый с распухшей переносицей и заплывшим глазом солдат.

– Какой я предатель? – Васо сделал вид, будто удивлен. – Я пришел в армию во времена Советского Союза. Так и остался в России. Теперь вот переводчик, разве мало у вас служит русских?

– Зачем нас похитили? – спросил капрал.

– В грузинском плену большое количество русских солдат, – пояснил Васо. – Вас обменяют на них. Только и всего.

Он мог не говорить с этими людьми. Для него они уже умерли. Но неизвестность могла толкнуть их на непредсказуемые действия, а неожиданности им не нужны.

Вскоре боковая дверь захлопнулась, наемники облепили корпус БТРа, и они тронулись.

На батарее уже не было людей. Даже охрану американец не оставил. Оно и понятно. Зачем? Что здесь брать?

Когда бронетранспортер остановился, Расюк огляделся и присвистнул:

– Нехило!

Наемники зароптали. Стали озираться по сторонам. Оно и понятно, теперь эти люди, как говорится, «вживую» увидели, что линии фронта не существует, и они могут нарваться на спецназ русских.

– Выводим по одному, – негромко стал инструктировать Васо. – Оттаскиваем к машинам и там убиваем.

– Фартук бы, – неожиданно проговорил Расюк.

– Зачем? – отчего-то ужаснувшись, спросил Васо.

– Сами говорите, надо изуродовать этих козлов, – он показал на себя. – Потом что, в крови ездить? Да и вонять одежда будет.

К горлу Васо подступил ком. Он вдруг перестал различать цвета. Все сделалось уныло-серым. Снова убивать! Причем, как! Он поймал себя на том, с каким равнодушием они говорят об этом. Да, он замечал, как в процессе жизни изменяется отношение к этому страшному таинству перехода из одного мира в другой. Он не верил в бога, даже не задумывался о его существовании и поэтому считал, что за этой чертой ничего нет. А если так, то и бояться нечего. Однако животный ужас, который он испытывал при малейшей угрозе собственной жизни, заставлял по ночам задумываться над смыслом своего существования. Неожиданно он на секунду попытался представить себя на месте этого капрала. Он прожил достаточно большую жизнь, строил планы, пытался уцелеть на этой войне и вот его подводят к последней черте, за которой его огромный мир со своими страданиями, любовью, душевной болью и радостью должен вмиг исчезнуть во имя непонятной и далекой для него политики. Чтобы кто-то в Тбилиси и Вашингтоне смог оперировать фактами, которые доказывают зверства якобы русского спецназа. Васо поежился. Он представил равнодушные лица обывателей, с затаенным страхом рассматривающих снимки зверств. Через десять минут они забудут эти кадры как страшный сон, пойдут по домам к своим семьям, а эти люди с фотографий будут кормить червей и уже никогда не увидят солнца.

– Так как?

Васо очнулся и посмотрел на Расюка. Тот выжидающе смотрел на него. Он понял: помощник задал вопрос, а он, погруженный в свои мысли, прослушал.

– Я говорю, может, раздеться? – уже с нотками раздражения в голосе переспросил Расюк.

– Как хочешь, – упавшим голосом произнес Васо и побрел к сгоревшей машине.

Тем временем Расюк быстро поставил задачу своим подчиненным. Трое зашли за пусковую установку и разделись до трусов. Потом забрались на машину и, немного порыскав по ящикам, достали оттуда монтировки, молоток, кусок тонкого троса. Трое разошлись в разных направлениях для охраны. Двое спустились внутрь БТРа, остальные встали с двух сторон от десантного выхода.

– Готовы? – Расюк заглянул за установку.

Три палача дружно кивнули головами.

Сема, здоровенный, синий от наколок парень, Кегля, рослый, с маленькой головой и глубоко посаженными глазами украинец и единственный русский, приехавший из Азербайджана, Руст – худосочный, с жиденькими волосенками очкарик, имели ярко выраженные наклонности маньяков. Сейчас, с нездоровым блеском в глазах, нервно хихикая, они переминались за корпусом обгоревшей машины. Из одежды на не видевших солнца бледных телах были лишь не первой свежести трусы и ботинки. Как понял Васо, чтобы не отбить на ногах пальцев. Палачи всем своим видом показывали безразличие к предстоящим убийствам.

Васо непроизвольно отошел еще дальше в лес. Но сил совсем уйти или отвернуться не было. Его тянуло смотреть на то, чего никогда не увидишь в самом страшном боевике. На настоящую страшную смерть. Хотя он за время своей работы понял: не страшной не бывает.

– Открывай! – крикнул Расюк.

Массивные двери отворились. На свет божий появился первый кандидат на умерщвление. Это был еще совсем юный грузин. Черные, слегка вьющиеся волосы, были мокрыми от пота. Он был бледен, но не сопротивлялся. Лишь движения были неуверенными. Двое наемников подхватили его под руки и повели к остову сгоревшей установки. Когда зашли за нее, он неожиданно встал. Глаза округлились, нижняя челюсть отвисла. Он издал протяжный стон. Васо понимал, что творится у бедняги в душе. Наверняка он понял, для чего у этих, раздетых до трусов парней, массивные железки. Взгляд у всей троицы был такой, что даже Васо стало не по себе.

Тем временем, проявив незаурядную прыть, грузин присел, пнул стоящего слева наемника по щиколотке и рванул в сторону. Но из-за связанных за спиной рук потерял равновесие и упал. Конвоиры навалились на него сверху.

– Подождите! – завопил Сема и бросился к куче возившихся на земле людей. Он словно испугался, что грузина убьют без него. Оказавшись рядом, он забежал со стороны головы несчастного и дважды двинул ему монтировкой по темени. Однако последний удар не рассчитал. Железяка скользнула по затылку и попала по скуле конвоира.

– Ты че, сука! – вскочил тот и схватился за лицо.

– Извини, – развел руками Сема и посмотрел на грузина. Тот лежал на животе, широко раскинув руки.

– Убил? – переменившись в лице, спросил получивший по лицу наемник.

– Наркоз! – отмахнулся Сема.

После этого грузина занесли за корпус машины, и палачи принялись за дело. Для начала они его долго били. Потом перевернули на спину и расстегнули на груди куртку. Все тот же Сема взял нож, встал над грузином и посмотрел сначала на одного, потом на другого своего дружка:

– Не тяни, там еще целая толпа, – поторопил Кегля.

Сема присел на корточки и вогнал нож в живот. Грузин издал странный, булькающий звук, но не очнулся. Сема стал тянуть рукоять ножа на себя, но у него попросту не хватило сил пропороть внутренности. Руки соскользнули, и он полетел назад, рухнув спиной на ноги грузина. Тогда за дело взялся Руст. Он обмотал рукоять ножа тряпкой, вынул его на две трети и ловко вспорол живот. Из страшного разреза полезли внутренности.

– Давай! – он поднял взгляд на Кеглю.

Тот спохватился и бросился к собранным в кучу камням, которыми затем стал забивать брюшную полость. Потом перешел к конечностям. Прижал руку к земле, отрезал несколько пальцев. Выпрямился. Немного подумал, собрал посиневшие обрубки и запихал в открытый рот покойника. Заодно хладнокровно вогнал лезвие в глаз.