Сталин. Вспоминаем вместе - Николай Стариков

В просторной комнате заметил хорошо знакомые по портретам лица членов Политбюро Молотова, Кагановича, Андреева.

– А вот и наш новый нарком, – сказал Сталин, когда я подошел к нему. – Ну как, согласны с принятым решением или есть возражения?

– Есть, товарищ Сталин, и целых три.

– А ну!

– Во-первых, я слишком молод, во-вторых, мало работаю в новой должности – опыта, знаний не хватает.

– Молодость – недостаток, который проходит. Жаль только, что быстро. Нам бы этого недостатка, да побольше, а, Молотов?

Тот как-то неопределенно хмыкнул, блеснув стеклами пенсне.

– Опыт и знания – дело наживное, – продолжал Сталин, – была бы охота учиться, а у вас ее, как мне говорили, вполне хватает. Впрочем, не зазнавайтесь – шишек мы вам еще много набьем. Настраивайтесь на то, что будет трудно, наркомат запущенный. Ну а в-третьих?

Тут я и рассказал Сталину про вызов в НКВД. Он нахмурился, помолчал, а потом, пристально посмотрев на меня, сказал:

– Отвечайте честно, как коммунист: есть ли какие-нибудь основания для всех этих обвинений?

– Никаких, кроме моей неопытности и неумения.

– Хорошо, идите, работайте. А мы с этим делом разберемся[144].

Гроза прошла мимо. И вот что по этому поводу позднее сказал сам Бенедиктов:

За многие годы работы я не раз убеждался, что формальные соображения или личные амбиции для него мало значили. Сталин обычно исходил из интересов дела и, если требовалось, не стеснялся изменять уже принятые решения, ничуть не заботясь о том, что об этом подумают или скажут. Мне просто сильно повезло, что дело о моем мнимом «вредительстве» попало под его личный контроль. По вопросам, касавшимся судеб обвиненных во вредительстве людей, Сталин в тогдашнем Политбюро слыл либералом. Как правило, он становился на сторону обвиняемых и добивался их оправдания, хотя, конечно, были и исключения. Обо всем этом очень хорошо написал в своих мемуарах бывший первый секретарь Сталинградского обкома партии Чуянов. Да и сам я несколько раз был свидетелем стычек Сталина с Кагановичем и Андреевым, считавшимися в этом вопросе «ястребами». Смысл сталинских реплик сводился к тому, что даже с врагами народа надо бороться на почве законности, не сходя с нее. Займись моим делом кто-нибудь другой в Политбюро, наветам завистников и подлецов мог бы быть дан ход…[145]

Сталин-либерал – неожиданно? Это когда за знакомство с иностранцами давали сроки? Есть достоверные факты и на этот счет. Посол СССР в Великобритании Иван Майский получал в годы войны большую помощь от британской общественности. Простые люди, не вовлеченные в хитросплетения политики своей страны[146], старались помочь чем могли. Среди таких людей была супружеская чета Гровер. Их история весьма любопытна. И она абсолютно достоверна, так как советский посол лично знал этих людей. Глава этой семьи – английский инженер-нефтяник Брайан Монтегю Гровер – в годы второй пятилетки работал в Грозном на нефтяных промыслах в порядке технической помощи. И влюбился там в советскую девушку, дочь местного аптекаря. Англичанин захотел на ней жениться. Но тут закончился его контракт, и он вернулся в Англию. Там он попытался забыть свою любовь – не вышло. Тогда решил получить разрешение на выезд за границу для своей любимой. Не получилось. Визы ему для въезда в СССР также не давали. Что было делать? Гровер сделал то, что через пятьдесят лет после него сделает Матиас Руст. Научившись пилотировать самолет, он в ноябре 1938 года нелегально прилетел через Стокгольм в СССР, желая на месте добиваться возможности жениться на любимой женщине и увезти ее с собой. Посол СССР в Англии Иван Майский позже лично познакомится с этим пылким «Ромео», решившимся ради любви совершить опасное преступление: «Через советскую границу Гровер перелетел благополучно, но ему не хватило бензина и он вынужден был снизиться на колхозном поле где-то около Калинина. Тут его арестовали и вместе с самолетом доставили в Москву. Началось следствие. Гровер вполне откровенно рассказал о причинах, побудивших его к нарушению советских законов. Случай был исключительный, и о нем доложили высокому начальству. В результате Гровер был освобожден и получил разрешение жениться и увезти свою жену в Англию. По прибытии в Лондон супруги посетили меня и просили передать Советскому правительству благодарность за проявленное к ним отношение»[147].

Как вы думаете, кто был тем высоким начальством, которому «доложили» и которое решило не арестовывать и не сажать (а может, и не расстреливать) за реально совершенное незаконное пересечение границы? Может, «кровавый карлик», глава НКВД Николай Иванович Ежов был так либерален, что разрешил жениться и уехать молодой паре? Кто, кроме Сталина, мог такой вопрос решить так изящно и так по-человечески?

Сомневаетесь? Тогда еще одна совершенно фантастическая история, которая должна поставить точку в этом вопросе. Она о сталинской доброте. Она о сталинской мягкости. Весна 1942 года, Красная армия и вермахт готовы продолжить смертельную борьбу после сложнейшей зимней кампании 1941/42 года. Пройдет совсем немного времени, и нацисты рванут к Сталинграду и Кавказу, а судьба нашей страны и исход войны опять повиснут на волоске. В небе почти полное господство немецкой авиации. Самолеты нужны как воздух. Командиру АДД Голованову звонит Сталин со странным вопросом: все ли готовые самолеты АДД вовремя забирает с заводов? Голованов ответил, что самолеты забирают по мере готовности.

– А нет ли у вас данных, много ли стоит на аэродромах самолетов, предъявленных заводами, но не принятых военными представителями? – спросил Сталин.

Сходу ответить на этот вопрос Голованов не мог и попросил разрешения уточнить необходимые для ответа сведения. После консультации с главным инженером АДД доложил по телефону: предъявленных заводами и непринятых самолетов на заводских аэродромах нет. Сталин попросил приехать.

Войдя в кабинет, я увидел там командующего ВВС генерала П. Ф. Жигарева, что-то горячо доказывавшего Сталину. Вслушавшись в разговор, я понял, что речь идет о большом количестве самолетов, стоящих на заводских аэродромах. Эти самолеты якобы были предъявлены военной приемке, но не приняты, как тогда говорили, «по бою», то есть были небоеспособны, имели различные технические дефекты.

Генерал закончил свою речь словами:

– А Шахурин (нарком авиапромышленности. – А. Г.) вам врет, товарищ Сталин.