Спектакль - Джоди Линн Здрок

Лавина ругательств, понесшаяся ей вслед, когда она уже переходила улицу, явно свидетельствовала, что момент она рассчитала ювелирно.

Мама ушла в ателье, навестить друзей, так что Натали воспользовалась одиночеством и написала колонку дома. Переодевшись в брюки, она осмотрела свое отражение – не тщеславия ради, а чтобы убедиться, что точно не выглядела девушкой.

Ее темные локоны были заправлены под кепку, отчего длинная шея казалась еще длиннее. Коричневые свободные брюки касались массивных ботинок. У этой пары брюк штанины были на пару сантиметров коротковаты (надо было ей послушаться маму и дождаться утра, чтобы обрезать их, но она ошибочно предположила, что ей хватит умения это сделать в тусклом свете свечей). Белая рубашка прямого кроя, c закатанными манжетами завершала маскарад.

Она схватила сумку, надела ее через плечо и отправилась к трамвайному депо.

Хотя Натали и могла издалека сойти за мальчика, но вблизи она явно им не выглядела: черты ее явно были девичьи и присыпаны веснушками. Изящный, немного округленный носик, точно как у мамы. Высокие, почти острые, скулы тоже от матери. Любопытные карие глаза – как папины, только с длинными ресницами.

От подбородка вниз она вполне выглядела мальчиком, когда надевала мальчишескую одежду. Помогало телосложение: хорошо ли это или плохо, она была худой, с маленькой грудью – стройной химеры.

Странно было так одеваться. Не каждая девушка на это согласилась бы. Агнес, всегда женственная и нарядная, завидовала ее работе, но уж точно не стала бы носить мужскую одежду ради этой позиции или любой другой. Симона, пожалуй, не только согласилась бы, но и без колебаний приняла бы это, притворилась бы, что это роль (как она и советовала поступить Натали), и притом все равно оставалась бы исключительно женственной. А Натали это нравилось в той же степени, в какой раздражало; необходимость носить такую одежду и давала ей возможности, и смущала.

Свободно ходить по этажу Le Petit Journal в костюме было забавной частью. Ей нравилось играть эту шутку над дюжинами людей изо дня в день, не говоря уже о том, что ей было любопытно, догадывается ли кто-то из них или хотя бы задумывается, что долговязый «посыльный» – на самом деле девица. То, что она автор колонки, которую читает около миллиона людей, наполняло ее гордостью. Если для такого требовалось одеваться как парень, то это того стоило.

Но ей не нравилось скрывать свою личность без достойной на то причины. Одеваться мальчиком, чтобы заслужить уважение или чтобы избежать неуважения, не было достойной причиной. Это было жалкой причиной.

Однажды она войдет в двери редакции Le Petit Journal с высоко поднятой головой и в настолько женственном наряде, насколько пожелает. Может, она придет на важную встречу в длинной, струящейся юбке из парчи в мамином вкусе, с элегантно уложенными волосами, в богато украшенных, изящных туфельках на каблуках, которые она видела в витрине Le Bon Marché. На каблуках она будет выше большинства своих коллег-журналистов, а с остальными – одного роста.

Но сегодня ей шестнадцать лет, она в брюках и кепке и идет быстро, с опущенной головой. Месье Патинод не на месте, так что она оставила свою статью Арианне, которая передала ей почту. В первые дни работы в газете Натали охватывало радостное волнение, когда она получала почту, пока не поняла, что там только какая-то реклама, иногда попадалось письмо с предложением пожертвовать на благотворительность, а также внутренние редакционные записки, которые не имели к ней никакого отношения. Она бросила почту в сумку и ушла.

Наконец можно отправиться к Симоне. Они разработали план: если третья жертва будет, то Натали сходит за Симоной, и они вместе вернутся в морг. Так Симона сможет услышать, что Натали бормочет во время видения, и постарается понять.

Натали бежала вверх по ступенькам к квартире Симоны. Она мелко побарабанила по двери, как дятел, что Симону никогда так не смешило, как саму Натали.

Симона открыла дверь, поджав тонкие губы, перед тем как заговорить.

– Нормальные люди просто стучат, знаешь ли.

– Поэтому я так и не делаю, – сказала Натали, тыкая Симону в плечо. Она вошла в квартиру. – Надеюсь, я не разбудила тебя. Или разбудила?

Симона помотала головой.

– Соседи сверху поругались, хлопая дверьми, минут двадцать назад. Это меня и разбудило. Я все равно собиралась вставать, – изучив взволнованное лицо Натали, глаза ее расширились. – Ты здесь по той причине, о которой я подумала?

Натали кивнула и проговорила торжественным шепотом:

– Очередная жертва, с пробитым черепом, – она коснулась виска Симоны пальцем, – вот здесь.

Симона выдохнула: «О боже» – и меньше чем через пятнадцать минут они уже были в трамвае на пути к моргу. Пока стояли в очереди, Натали рассказывала Симоне о своем визите к тете Бриджит.

– Иногда я размышляю, были ли те видения, о которых говорит моя тетя, ну, не знаю, реальными. – Натали испытала облегчение оттого, что поделилась наконец этим с другим человеком.

– Ты мне рассказывала о своих визитах, – сказала Симона с ноткой скептицизма в голосе. – О женщине, которая сказала, что пишет фреску, но пырнула себя ножом и размазала кровь по стене. И о том случае, когда женщина бегала там, крича, что ее преследует дьявол, который хочет сделать ее своей невестой. И сотни примеров еще, не говоря уже о поведении твоей тети.

Это было так. До видений в морге Натали не воспринимала всерьез то, что тетушка говорила и делала. Бред сумасшедшей женщины.

Она покраснела, устыдившись этого напоминания.

– В последнее время я думаю, что у тети все может быть иначе.

– Из-за чего? Из-за твоих собственных видений?

Натали поправила козырек кепки.

– Не знаю. Пытаюсь понять.

– Как бы грустно это ни было, помни, что твоя тетя и все остальные там заперты неспроста, – тон Симоны был мягче, чем ее слова, отчего их было легче воспринимать. – Большинство из них оказывается на улице или в психиатрической лечебнице потому, что не может отличить реальность от своего воображения.

Натали нахмурилась.

«Почему ты так в этом уверена?»

Симона никогда не видела тетю Бриджит. Она только знала о ней со слов Натали. Натали отвернулась.

– Откуда ты знаешь, что мне там не место?

– Потому что ты – это ты, – сказала Симона, бережно взяв Натали за подбородок. – Практичная, умная и, нравится это тебе или нет, абсолютно в своем уме. Странная или иногда смешная, но в своем уме.

Она ответила ей грустной улыбкой. Симона не осознавала, что случайно наткнулась на неприятную правду. Натали знала из папиных рассказов и даже собственных ранних воспоминаний, что тетушка не всегда была такой, как сейчас.

Когда случилась эта перемена, этот переход от нормальности к безумию? Где был тот последний шаг, и понимала ли тетя Бриджит, что делает его?