Роман на Рождество - Элоиза Джеймс

– Мама любит меня, поверь, просто она хочет, чтобы у меня было то, чего лишилась она, когда ее принудили выйти замуж за моего отца. По ее словам, он не отличался умом, к тому же у него не было титула.

– Довольно обидный отзыв о собственном супруге, – резко казала Джемма.

– По ее словам, кончина в молодом возрасте – самый умный его поступок.

– Пожалуй, не столько обидный, сколько жестокосердный.

– Но взявшись за управление отцовскими имениями, мама добилась громадного увеличения прибыли.

– Как ей это удалось?

– Она огородила[8]все земли и развела овец на бывших землях арендаторов.

Несколько мгновений женщины молчали, задумавшись о судьбе согнанных с земли арендаторов.

– Бунт не для меня, – пожала плечами герцогиня Флетчер, признавая свое бессилие что-либо изменить. – Увы, я не могу похвастаться сильным характером.

– О, ты еще удивишь сама себя, – возразила подруга. – Во всяком случае, меня ты удивляешь. И свою мать тоже.

– Ее я скорее пугаю, – сказала Поппи и в первый раз улыбнулась.

– А это неплохо, – ответила Джемма. – совсем неплохо.

5 июня

К началу июня герцог Вильерс болел уже более месяца, но улучшения все не наступало. Он по-прежнему был беспокоен, на щеках пылал вишневый румянец, с губ, словно листья осенью, то и дело слетали бессвязные слова. Финчли чувствовал, что земля уходит у него из-под ног. Он выставил Бандерспита, который настаивал на непременном кровопускании, накричал на экономку, желавшую во что бы то ни стало напоить хозяина свежей петушиной кровью, но пути к спасению не знал.

– Если герцог не придет в себя к утру, – заявил Бандерспит, выйдя из покоев Вильерса, – то он уже не выздоровеет. Запомните мои слова. Больной в лихорадке не может выжить, если он почти не пьет.

Действительно, заставить герцога выпить больше одного малюсенького глотка воды не мог никто. Последний раз он по-настоящему напился воды во время краткого возвращения рассудка, когда Финчли безуспешно пытался разыграть шахматный гамбит.

– У него на уме одни шахматы, – сказал камердинер миссис Феррерс. – Его светлость говорит только о них. Вот сами послушайте!

В это мгновение Вильерс произнес надтреснутым, хриплым от многочасового бормотания голосом:

– Придется пожертвовать пару пешек в обмен…

При этом он помахал двумя пешками, взявшимися невесть откуда – то ли их ему дали слуги, то ли он сам сотворил их из воздуха. Зрелище было настолько странным и пугающим, что миссис Феррерс опешила.

– Пойду к герцогине, попрошу навестить его светлость, – вздохнул Финчли.

– Вы имеете в виду герцогиню Бомон? – удивленно переспросила экономка. – Разве не вы говорили, что хозяин вас никогда не простит, если вы позволите герцогине увидеть его в подобном положении?

– Думаю, теперь это вряд ли возможно, – ответил Финчли, посмотрев на своего господина – мокрого от пота, с красным, изможденным лицом. – Он того и гляди умрет, поэтому я должен попытаться.

Взяв хозяйский экипаж, он в скором времени уже стоял у дверей особняка герцога Бомона. Но ему не повезло.

– Нет, я не могу передать ее светлости вашу просьбу! – отрезал дворецкий Бомонов Фаул, выслушав Финчли. – Герцог Вильерс и так доставил моему господину много беспокойства, а вы вдобавок хотите, чтобы миледи посетила его, раненого, в его собственном доме. Да уже половина Лондона убеждена, что у них чуть ли не любовная связь.

– Он смертельно болен, – в отчаянии возразил Финчли. – Никто не может так думать.

– Не говорите глупостей! Вы отлично знаете, что Вильерс может лежать на смертном одре, а досужие языки будут рассказывать, что он кувыркается в постели с любовницей. Единственный выход для вас – поговорить с самим герцогом Бомоном. Если он согласится сопровождать герцогиню, тогда в этом визите не будет ничего предосудительного.

– Вы думаете, он согласится? Его ведь нельзя отнести к лучшим друзьям Вильерса…

– Его светлость может не одобрять поведения вашего хозяина, но он никогда не оставит человека в беде, – приосанившись, с гордостью заявил Фаул.

Лучшего Финчли и желать не мог. Через несколько мгновений он уже торопливо излагал свою просьбу герцогу Бомону.

– Будь прокляты дуэли, – резюмировал тот, когда дворецкий Вильерса закончил, – и прежде всего будь проклят Гриффин со своим вызовом! Принесите мне пальто, Фаул.

– А герцогиня? – озабоченно спросил Финчли.

– Она уже отошла ко сну. Если Вильерс хочет сыграть партию, я к его услугам.

– Самое главное – он должен выпить воды, – перешел к сути дела Финчли, чувствовавший, что может потерять последнюю надежду. – Я пытался играть с ним, ваша светлость, но ему нужны не шахматы сами по себе. Боюсь, помочь может только герцогиня. Нельзя ли ее разбудить? Очень вас прошу!

Бомон окинул Финчли внимательным взглядом.

– Вы хороший человек, – заключил он. – Давайте договоримся так: если мне в течение часа не удастся уговорить Вильерса выпить воды, то я сам привезу к нему свою жену. Согласны?

– Да, ваша светлость, – с глубоким поклоном ответил камердинер.

За несколько недель, прошедших со времени впечатляющего появления Вильерса на приеме у Джеммы, он ужасно переменился – глаза глубоко запали, обтянутые кожей скулы горели болезненным румянцем, казавшимся еще ярче из-за смертельной бледности, разлившейся по лицу несчастного.

Бомон прошел вперед, к кровати раненого, стянул с плеч плащ и бросил его, не глядя, спешившему за ним лакею. Вильерс держал в руке ладью и что-то бормотал. Прислушавшись, Бомон понял, что речь идет о ферзевой пешке.

– Я сделаю все, что в моих силах, – сказал он Финчли. Но как поговорить с Вильерсом, если в комнате столько посторонних – лакей, смачивавший больному холодной водой лоб, Финчли, с волнением ожидавший дальнейших действий, и экономка, которая с любопытством наблюдала за происходящим со ступенек лестницы? – Прошу оставить нас с герцогом наедине, – добавил Бомон.

Финчли попытался что-то возразить, но Элайджа бросил на него взгляд, которым он обычно осаживал не в меру упрямых законодателей в палате лордов, и камердинер осекся.

Когда слуги вышли, Бомон подвинул стул к кровати и сел.

– Послушайте, Вильерс, – позвал он. Сколько-нибудь заметной реакции не было.

– Ваша светлость! Вильерс! – сказал Бомон громче.

– Белую королеву окружают… – отчетливо произнес Вильерс и помахал своей ладьей, даже не глядя в сторону гостя.