Мир пауков. Крепость - Колин Генри Уилсон

Стражница сменила позу, чтобы удобнее было смотреть через плечо Одины.

Найлу стало любопытно, почему она так недружелюбно настроена, и он попробовал проникнуть в ее разум. Это оказалось неожиданно настолько трудно, что юноша даже заподозрил, что стражница сознает его усилия и умышленно им противится.

Но в то же время по ее лицу (она сейчас разговаривала с Одиной) не было видно, что она что-то подозревает. Он попробовал еще раз, и тут его ошеломила странная, не до конца еще оформившаяся догадка. В мозг этой женщины сложно проникнуть потому, что он работает не совсем обычно, можно сказать, не по-людски. Секунду спустя натиск увенчался-таки успехом, и Найл с удивлением понял, что его догадка верна. Оказывается, мозг ее вовсе не был похож на мозг большинства обитателей города. В ее сознании было много общего со странной созерцательной пассивностью паука, терпеливо выжидающего, когда добыча угодит в сети. Трудно поверить, но получалось, что перед ним, по сути, паук в человечьем обличий.

Дона поглядела на Найла с любопытством, понимая, что происходит что-то необычное.

Вместе с тем в ней не было ревнивого желания целиком завладеть вниманием юноши, просто интересно было узнать, что именно его так привлекает.

Тут до Найла дошло, отчего все-таки стражница смотрит на них с такой неприкрытой враждебностью. Ей вменялось не любить дикарей и относиться к ним с надменным превосходством. Братья вызывали у нее сильнейшее раздражение, но Одина была старше по рангу, поэтому стражница не могла придраться к ним, пока ктонибудь явно не нарушил установленные правила.

Неприязнь этой женщины была так велика, что Найл невольно почувствовал, как сам наливается гневом.

Судя по всему, она даже не догадывалась, что Найл проник в ее мысли. У стражницы было что-то общее с пауком-шатровиком. хотя жизненный заряд в ней был, безусловно, куда сильнее.

Частично из озорства, частично из любопытства юноша решил внушить ей мысль, что кто-то пристально следит за ней из окна детской. Несколько секунд ничего не происходило. Женщина продолжала слушать Одину, кивая и остро поглядывая на Найла и Дону. И тут вдруг она резко, словно уже не в силах вынести, обернулась и посмотрела в сторону детской. Найл подивился успеху своей проделки.

Он мысленно велел ей поднять руку и почесать нос. На этот раз стражница подчинилась незамедлительно.

Юноша отказывался верить своим глазам. Сама того не сознавая, она подчинялась его воле! Он заставил женщину переступить с ноги на ногу, поиграть притороченным к поясу топориком, потянуться и потереть поясницу.

В конце концов Найл вынудил отвернуться и проверить, кто же так пристально смотрит ей в спину. Пока она это делала, он украдкой поцеловал Дону. Когда стражница обернулась, они уже сидели как ни в чем не бывало.

Через пару минут Одина сделала Доне знак, который та сразу же поняла.

– Пора идти, – огорченно вздохнула девушка. – Надо отвлечь твоих сестренок, а то расхнычутся, когда будете уходить.

Она обернулась удостовериться, что стражница не смотрит в их сторону, потянулась и нежно погладила Найла по щеке, а затем поднялась и взяла за руку Мару:

– Ну что, сыграем в прятки? Давайте-ка вы с Руной прячьтесь, а я пойду искать.

Спустя минуту Руна и Мара уже почти скрылись среди кустов, и Одина показала жестом: все, пора уходить. Найл попытался напоследок поймать взгляд Доны, но та, не оглядываясь, уже спешила через лужайку.

Когда садились в лодку, юноша выглядел таким рассеянным, что едва не ступил прямо в воду.

Но дело было вовсе не в том, что его огорчила разлука с Доной и сестренками, Найла терзали тысячи вопросов и отрывочных мыслей, от которых, казалось, вот-вот закипит мозг. Ему еще ни разу не приходилось так глубоко размышлять над сложными понятиями, и юноша боялся, что его рассудок этого не выдержит.

Одно было совершенно ясно. Стражница – человек, а вовсе не паучиха. Разум ее если и имеет сходство с паучьим, то оттого лишь, что таким его сделали – в самом раннем возрасте в него впечаталось паучье мышление. Ведь и Вайг в конце концов так натаскал осу-пепсис и муравьев, что по ряду признаков они уже едва не напоминали людей…

Отсюда напрашивался ответ, как именно смертоносцам удается держать в подчинении своих слуг.

В отличие от жуков-бомбардиров, пауки не могут общаться с людьми напрямую. Да это им и ни к чему. Достаточно просто заронить идею, образ действия. В каждой из прислужниц Повелителя смертоносцев гнездилось «второе я» – фактически сущность паука…

Пока смертоносны держат это «второе я» в повиновении, они истинные хозяева своих рабов. Но они не задумываются над тем, что кто-нибудь из людей может обладать более сильной волей и подчинить себе их слуг.

Тут юноша впервые осознал, отчего Повелителю так не терпится раскрыть его, Найла, секрет.

Овладей люди навыком внедряться в сознание и управлять мыслями, дни паучьего господства окажутся сочтены. Закабаленный разум – это замок, к которому подходят несколько ключей.

Потрясенный этим открытием, Найл одновременно, не отвлекаясь от своих мыслей, изучал Одину.

Бесспорно, в ней гораздо больше человеческого, чем в стражнице. Но даже у нее какая-то часть разума будто дремлет. Теперь юноша понимал: дело в том, что и ее разум порабощен пауками.

В ней подавлено чувство подлинной независимости, а она о том даже не подозревает.

Сейчас, например, она прикидывает, что ей делать с «дикарями». Одина всегда четко выполняла свои обязанности и привыкла жить по другому распорядку.

Дела и задания в течение дня могли меняться, но в целом заведенный порядок оставался незыблемым, и сложных тупиковых вопросов не возникало.

А теперь она терялась, не зная, как быть. В провожатые дикарям она вызвалась потому, что нельзя же было допустить, чтобы те вообще шатались без присмотра. Теперь же предписанные обязанности она выполнила и не понимала, что делать дальше. Сайрис надо вернуть в женский квартал – это несомненно. Но как поступить с Вайгом и Найлом?

Лодка уже приближалась к берегу, время иссякало. Мысль, что с матерью предстоит расстаться, толкнула Найла на отчаянный поступок. Он пристально вгляделся в профиль женщины и, сосредоточась, стал внушать, что их всех надо доставить во дворец Каззака. Когда нос лодки мягко ткнулся в берег, он спросил:

– Куда мы теперь направимся?

– Я отведу вас назад к новому управителю, – ответила Одина решительно, без тени сомнения в голосе.

Чувствовалось, что она довольна собой: выход-то какой удачный. Найлу стало совестно.

Но когда он увидел грустное лицо матери (она все не переставала думать об оставленных детях), то испытал удовлетворение от мысли, что сумел добиться хоть какой-то, пусть и временной, отсрочки.