Дознаватель - Маргарита Хемлин

— Пиши. Выговор тебе объявляю без занесения. Чтоб Хробак заткнулся. Но ты учитывай. Рядом с домом той бабы не появляйся. Обходи за километр. Что сейчас на тебе висит?

— Ничего особенного. Недельку терпит. Кража. Разбойное нападение. Дело ясное. Приеду — в суд передам. Виновные признались полностью.

— Давай дуй к своим.

Против Светки я прошел с топотом. Она тряхнула перманентом.

Прошипела:

— Сил нету от вас, товарищ Цупкой. Поведение у вас идиотское.

Это меня задело. Сильней, чем выговор без занесения.

Я к ее столу куцому приблизился на опасное расстояние и в лицо ей в ее манере прошипел:

— Ой, Светка-Светлана, дойдут у меня и до тебя руки.

Она хихикнула своим противным образом. Но осталась довольная.

Разговор со Свириденко она, конечно, подслушивала. Теперь все отделение будет обсуждать мои происки к посторонним бабам. Пускай считают, что в этом и есть корень. Светка постарается раздуть факт до неузнаваемости. И даже хорошо. Лучшего прикрытия цели и искать не надо.

В темноте этого же дня в мою домашнюю дверь осторожно позвонили.

На пороге стоял Штадлер. За его плечами кто-то мялся возле стенки. В неважном свете лампочки я рассмотрел Зуселя.

Штадлер пропустил вперед себя Зуселя, потом втерся в дверь сам.

Я закрыл дверь и показал рукой, чтоб шли на кухню. Как раз у меня был ужин. По-холостяцки. Холодная вареная картошка, сало, луковица, хлеб с улицы Пушкина, наш, не завозной. Конечно, чай.

Обратился к обоим:

— Что случилось? Диверсанты в синагоге? — Шутка хоть и невеселая, но как-то начать надо, чтоб они сразу узнали свое место. — Докладывайте быстренько. Времени у меня нету. Устал. Ну?

Зусель молчал, крутил головой, как всегда, в грязном картузе. Хоть я немедленно отметил в его образе участие женской заботы. Пиджак с туго пришитыми пуговицами, штаны приглаженные, ботинки на честном слове, а со шнурками. Малка — ясно.

Штадлер из кармана брюк достал тетрадочку, точеный химический карандашик, слюнить по своему обыкновению не стал, выписывал насухо.

«Я есть свидетель при Зуселе Табачнике и при вашей дальнейшей беседе. Я ни при чем. Инициатива Зуселя. Слушать будете или уходить? Мое мнение — лучше б вам послушать».

И зачем-то подписался полной фамилией. Вроде мне предстояло эту бумажку подшивать к делу. Листок вырвал ровно. Значит, не нервничал. Гад.

Я нарочно читал медленно, хоть сразу охватил полностью все слова и смысл.

Дочитал. Бумажку положил на стол, под тарелку с салом и луком.

Штадлер хотел забрать, но я не разрешил.

Своими начальными словами адресовался к Зуселю.

— Гражданин Табачник, что вы мне имеете сообщить, лучше сообщите завтра на моем рабочем месте под протокол. У меня не артель кустаря-надомника. У меня милиция и закон один для всех. Понятно?

Зусель поправил картуз и посмотрел на Штадлера.

Штадлер замахал руками.

Я понял — немедленно и бесповоротно надо послушать.

Так я и собирался, но милицию и закон упомянуть был обязан. Действует на людей.

Сел за стол. Пригласил и посетителей присаживаться. Спросил, будут ли пить чай.

Штадлер кивнул. Зусель отрицательно помотал головой.

— Понимаю, кошер. Уважаю ваши религиозные чувства, гражданин Табачник. Главное, чтоб в свое мракобесие вы не втягивали молодое поколение. Так? Так. Ну, слушаю.

Штадлер опять достал тетрадку и показал жестом, что может записывать. От записи я отказался.

— Если что стоящее — успеется.

Тут я осознал, что допустил промашку. Не спросил, по какому делу. Вроде заранее знал, по какому именно.

Ошибку тут же исправил.

— По какому делу? Может, личное? Или общественное? Или уголовное?

Штадлер спешно замотал руками, вроде не имеет понятия.

Зусель прошамкал:

— Дело важное. Оно все вместе. Кубло. Чистое кубло.

Зусель показал следующее.

Он себя делегировал ко мне с целью избавить от неприятностей Довида Басина. Басин от горя и невзгод, вызванных безвременной смертью зятя — Евсея Гутина — и болезнью дочери — Бэлки, — дошел до полного нервного изнеможения. Так, Басин Довид Срулевич утверждает, что в смерти его зятя виноват товарищ Цупкой Михаил Иванович. А Бэлку в больнице для психических тоже силой удерживает тот же товарищ Цупкой. Товарищ Цупкой же взял в свой дом младшенького внука по имени Иосиф в виде заложника, прикрываясь усыновлением. Чтоб Басин молчал как рыба. Цель нарушений социалистической законности и всех ужасов, которые совершил капитан милиции товарищ Цупкой, — сокрытие еще одного доселе неизвестного преступления, о чем Басин пока молчит, но без остановки многозначительно намекает окружающим. Общественность Остра возмущена его поведением. Всякому народному терпению, тем более жалости к убитому горем пожилому человеку, приходит конец. Наступил конец и в Остре. Некоторые из соседей прямо говорили Зуселю как старожилу данной местности, что им трудно закрывать глаза на брехню Басина. И они сообщат куда надо, что старик порочит честного сотрудника милиции. В Остре должность товарища Цупкого стала известна благодаря подробным наветам Басина.

Зусель задает вопрос: можно сделать скидку на возраст и состояние Басина, который воспитывает двоих малолетних внуков в своем доме? Скидка необходима в том случае, если Басин, как грозился, сочинил и отправил подробное письмо в партийные органы Чернигова насчет товарища Цупкого. И товарищ Цупкой должен скидку и снисхождение Басину обеспечить по блату. Потому что у товарища Цупкого, как ни крути, воспитывается внук Басина Иосиф. На почве которого дед окончательно повернулся.

Зусель проговорил эту белиберду четко и ясно. Видно, заучивал речь долго.

Вышло хорошо, даже почти не по-еврейски. Только качался со стороны в сторону и иногда всхлипывал, как привык на своих молитвах.

Его заключительные слова были такие.

Если никакой скидки, по мнению товарища Цупкого, не получится Басину за его злостную антисоветскую клевету, так он, Зусель Табачник, заявляет, что завтра утречком пойдет с повинной в милицию и напишет заявление, что Басин ни в чем не виноват, а виноват он, Зусель Табачник, и с него весь строгий и непримиримый спрос вплоть до расстрела, к чему он заранее готовый. Потому что Басина подучил он. И заставил распространять измышления он же.

Табачник высказался и упал коленями на пол. Лицом вниз. Начал молиться и дрыгать руками-ногами.

Я спокойно вылил на него стакан остывшего чая.

Говорю:

— Допустим, скидки не положено ни по какой статье, ни по каким смягчающим обстоятельствам. Ну, пойдете вы во всей своей красе завтра в милицию, накатаете заявление. Вас спросят первое: зачем вам было подучивать бедного Басина, какая ваша выгода? Дело серьезное. И выгода должна быть серьезная. Выгоду вы придумали хоть? А, гражданин Табачник?