Конец Великолепного века, или Загадки последних невольниц Востока - Жерар де Нерваль

Вольнодумцы из франкского квартала утверждают, что этот феномен сродни другому, когда исступленные фанатики выдерживают удары ятагана в живот. Экстаз, в который впадают эти люди, развивает такую нервную силу, что исчезает чувство боли, а тело приобретает невиданную способность к сопротивлению.

Дервиши в праздничной одежде. Художник Василий Верещагин

Мусульмане не приемлют этого объяснения и говорят, что были свидетелями того, как лошадь ступала по стаканам и бутылкам и при этом все оставалось цело.

Это зрелище я и хотел увидеть.

Между тем я ни на секунду не забывал о своем приобретении. В тот же вечер я с триумфом привел рабыню в покрывале в свой дом в коптском квартале. Я успел вовремя, потому что это был последний день срока, предоставленного мне шейхом квартала. Слуга из океля шел следом за нами, ведя за собой осла с большим зеленым сундуком на спине.

Абд аль-Керим оказался хорошим хозяином. В сундуке лежали два комплекта нарядов.

— Эта одежда, — сказал он мне, — досталась ей от шейха из Мекки, ее бывшего хозяина. Отныне она ваша.

Воистину, трудно представить себе сделку, требующую более деликатного подхода.

Я не сожалел о том, что на некоторое время задержался в Каире и во всех отношениях стал гражданином этого города, поскольку это, бесспорно, единственный способ понять и полюбить его, ведь у путешественников, как правило, недостает времени вникнуть в жизнь его обитателей, увидеть все местные красоты и контрасты, услышать легенды. Пожалуй, только в Каире остались нетронутыми наслоения многих исторических эпох. Ни Багдад, ни Дамаск, ни Константинополь не таят в себе подобных объектов для изучения и раздумий. В Дамаске и Багдаде чужестранец видит лишь ветхие кирпичные и глинобитные постройки; правда, внутреннее убранство поражает великолепием, но его никогда не причисляли к подлинному искусству.

Константинополь, застроенный выкрашенными деревянными домами, обновляется каждые двадцать лет и являет собой однообразное зрелище выстроившихся чередой синеватых куполов и белых минаретов. Своими бесчисленными памятниками старины Каир обязан неиссякающим недрам аль-Мукаттама и мягкости климата. Конечно, эпохи халифов, суданов или мамлюкских султанов соответственно отразились на своеобразии архитектуры, образцы или отголоски которой лишь частично представлены в Испании и Сицилии. Дивные сооружения мавров, украшающие Гренаду или Кордову, сразу же вызывают в памяти виденное мною на каирских улицах: дверь мечети, окно, минарет, арабеску, форма и стиль которых указывают на отдаленные времена.

Одни только мечети способны воскресить всю историю мусульманского Египта, ибо каждый правитель воздвиг там хотя бы одну мечеть, дабы увековечить свое время и свое величие; Амру, Хаким, Тулун, Саладин, Бейбарс, Баркук — именно эти имена остались в памяти народа, а ведь от мечетей сохранились лишь развалины да разрушенные крепостные стены.

Мечеть Амру, построенная сразу же после завоевания Египта, стоит сегодня в безлюдной местности между старым и новым городом.

Никто не защищает от осквернения это некогда считавшееся святым место. Я обошел ряды колонн, на которые и поныне опирается древний свод, поднялся на резную кафедру имама, сооруженную в 94 году хиджры[30]; говорят, нет кафедры красивее и величественнее, чем эта, кроме, разумеется, кафедры, с которой произносил проповеди пророк. Я обошел галереи и посредине двора увидел то место, где был раскинут шатер наместника Омара[31], когда он решил основать Старый Каир.

На верху шатра свила себе гнездо горлица; Амру, завоеватель греческого Египта, только что разграбивший Александрию, не хотел, чтобы бедную птицу сгоняли с насиженного места: он решил, что оно указано свыше, и приказал воздвигнуть мечеть на месте шатра, а затем построить вокруг мечети целый город, получивший название Фустат, то есть «шатер». Теперь это место находится за пределами города, и вновь, как некогда описывалось в хрониках, вокруг него раскинулись виноградники, сады и пальмовые рощи.

Минарет и мечеть ибн-Тулуна в старом Каире

На окраине Каира, у крепостной стены, которая опоясывает город, неподалеку от Баб-ан-Наср, я наткнулся на другую заброшенную мечеть — мечеть халифа Хакима, воздвигнутую три века спустя и связанную с именем одного из самых известных героев мусульманского средневековья. Хаким, которого наши ориенталисты называют Хакамберилл, не хотел быть просто третьим из африканских халифов, наследником завоеванных сокровищ Харун ар-Рашида, абсолютным повелителем Египта и Сирии; страсть к величию и богатству превратили его в своего рода Нерона[32] или скорее Гелиогабала[33]. Подобно первому, из прихоти он поджег свою столицу, подобно второму, провозгласил себя богом и заложил основы религии, принятой частью его народа и ставшей религией друзов. Хаким — последний из носителей божественного откровения или, если угодно, последний из богов, явивших себя миру, — до сих пор сохранил своих приверженцев. В каирских кофейнях певцы и рассказчики передают бесконечное множество легенд о Хакиме, а на одной из вершин аль-Мукаттама мне показали обсерваторию, откуда Хаким наблюдал за звездами; те, кто не верит в его божественную сущность, считают его по меньшей мере всемогущим кудесником.

Его мечеть разрушена еще сильнее, чем мечеть Амру. Только внешние стены и две угловые башни-минареты сохранили свои архитектурные очертания; мечеть относится к той эпохе, когда были созданы самые древние памятники арабского зодчества Испании. Сегодня просторный двор мечети, усеянный обломками и покрытый пылью, заняли изготовители канатов, которые теребят здесь пеньку, отныне бормотание молитв сменилось монотонным шумом прялок. Но разве мечеть правоверного Амру не так же заброшена, как мечеть еретика Хакнма, проклятого правоверными мусульманами?