Сиротская Ойкумена - Игорь Старцев

хоть и бывший пожарный, – но все же по ночам всем нужно отдыхать.

Возразить тут было нечего.

– Но у меня есть условие: вы не станете делать постель из подшивок местной газеты «Баллибейская трибуна».

– Обещаю воздержаться. Я куртку постелю.

Зарегистрировавшись и войдя в местный аналог фейсбука – в социальную сеть «OnAire», Постников посмотрел на список популярных лидеров и с удивлением наткнулся на личную страничку блогера со знакомым именем Darach. Аватар пользователя изображал дерево с пышной зеленой кроной, и у этого дерева оказалось больше миллиона подписчиков. Любопытно!

«В итоге наша жизнь, вся человеческая картина Вселенной – лишь крохотная искра, блеснувшая на фоне темного полотна невообразимой величины. Как ни смехотворно, уязвимо и хрупко это творение – но ничего другого у нас нет. Нет смысла в презрении, в холоде и в равнодушии, но людям часто это невдомек, или правильнее сказать, не хватает времени это понять, потому что сам вопрос представляется смехотворно непрактичным и лишним. А это значит, что страданий будет еще очень много, и может быть, они не прекратятся, пока будет существовать человеческий род.

Наша судьба по отдельности не так уж много значит. На свете происходит столько всякого, что частная судьба теряется, словно комариный писк среди рева пылающей нефтяной скважины. Но это наша жизнь, и всегда найдется тот, кому это небезразлично.

Все эти попытки вырваться за пределы отведенного нам природой срока. Это нельзя назвать простым любопытством экспериментатора, это уже не наука, а попытка шагнуть за горизонт, в жуть неизвестности. И вообще: не лучше ли постараться использовать возможности там, где они у нас уже есть от природы, чем тратить усилия на то, чтобы пытаться создать новые, с которыми неизвестно что делать?

Следует учитывать, что Альтернатива – это новый плавильный котел, в котором смешались народы. Этим она похожа на Америку, но она – совсем не Америка. В эпоху стандартизации умов и мнений наша серверная земля – последнее убежище для наивных душ, поверивших в то, что мир движется в итоге к счастью».

За рассуждениями густо шли комментарии. Последние из них, помеченные сегодняшним утром, составили небольшой диалог:

– Элайджа ваш – типичный деспот и упырь!

– Какое там упырь. Он жертва. Элайджа в жертву себя принес, понимаете?

– Оба вы придурки. Самая большая опасность для человеческого вида – его собственное несовершенство по части этического выбора. Дарах, полевой командир бандитского формирования в Сером Секторе, причастен к похищению людей, незаконному обороту наркотиков и заочно приговорен к высшей мере наказания – уничтожению…

Библиотечный стол, конечно, не был идеальной кроватью. Но после безумных дней и ночей без сна и вследствие всей этой кутерьмы Постников мигом бухнулся в черный омут и очнулся только утром от звука проворачиваемого в замочной скважине ключа.

– Благодарю вас, вы очень добры, – сказал он, собрав пожитки. – Я слышал, где-то есть центр приема беженцев. Где он, интересно?

Миссис Донован-Маклафлин заметно переменилась в лице и принялась теребить углы шали.

– Знаете, прямо беда с ним, – промолвила она со страхом. – То-то и оно, что в городе Дубов Граде. Это к юго-востоку отсюда, в ту сторону, где моя сестра живет на хуторе. В Дубове университет раньше был, а теперь там нехорошие дела творятся. Оттуда эти головорезы и лезут – экстремисты и прочие. Сестра все говорит, что хочет убраться из тех краев. Я ее звала к нам сюда с семьей переехать – но ведь разве и здесь не то же самое? Да и сыроварня у них, так запросто не бросишь… Ох, чуть не забыла! Вот вам в дорогу.

Она вынула из сумки половину сырной головы, Постников взял и поблагодарил.

– Я бы на вашем месте вернулась обратно, только это уже невозможно. И еще. Если вдруг будете возле Мерзлого Леса (это севернее Дубов Града, километрах в сотне), найдите в тамошних местах хутор Маклафлин, его все местные знают. Там живет моя сестра. Ее семья варит сыр – на него большой спрос по всему западному краю. Передайте привет от родственников из Баллибея и лично от меня.

– Конечно.

– Муж говорит, что на нелегалов идет самая настоящая охота. Так называемая «повстанческая армия» делает на них свой бизнес. Если кто донесет о таком беженце – то ему положена награда. Будьте осторожны.

– Постараюсь.

– Сейчас опасности на каждом шагу! – не унималась миссис. – Вот ведь, занесла вас нелегкая. А название «Серый Сектор» мерзко, это бандитский новояз. Мы живем не в каком-то там сером секторе – а на Западной Равнине. И мы свободные люди!

Когда Постников вышел из городской библиотеки, в его голове словно заело пластинку – грустная старинная песня не отставала:

Меня звать Айлин Мак-Махон

И путь мой не близок домой

От жизни моей невеселой

Покинула берег родной…

Мышцы ног постанывали, но от ходьбы быстро разогрелись и все прошло. По улице мирно прошуршал полицейский джип с погашенными огнями. Где-то за тополями знакомо взвыл двигатель армейского грузовика, но он уже был не один – были отчетливо слышны и другие мощные дизеля. Постников не стал выяснять, кто там еще прибыл в колледж, и отправился разыскивать автосервис в предместьях, отщипнув еще один кусок сыра, который и впрямь оказался объеденье.

На городской окраине, где на равнинный простор вылетает федеральная автотрасса и дорога перестает притворяться городской улицей, устроился жестяной сарай, обшитый разноцветными и ржавыми листами. В нем действовала мастерская по обслуживанию автомобилей, тракторов, комбайнов, а также круглосуточная автомойка. По всему было видно, автосервис не был на подъеме – автомобилей на дорогах ездило что-то немного, так вид мастерская имела отрешенный. Это в прежние времена осенью наступала горячая пора: завершалась уборка урожая, и технику готовили к зиме, а хороший хозяин зимовать неисправный трактор не оставит. Теперь же – кто знает, придется ли вообще сеять будущей весной.

В глубине сарая периодически грохали гулкие и тяжкие удары, как будто вколачивали сваю в грунт или пытались изобразить грозу в любительском спектакле. Приоткрыв высоченную створку ворот, Постников просунул голову внутрь. Он увидел в тусклом свете единственной лампы полуразобранный остов автомобиля над смотровой ямой. Вдоль длинной стены тянулись стеллажи с инструментами и мелкими запчастями. На шатком стуле за верстаком спиной к нему сидел плечистый детина и резался явно от скуки сам с собой в домино. Игра шла если не с огоньком, то с шумом. Смуглый автомеханик в перепачканной футболке для гольфа, типичный латинос на вид, припечатывал костяшки к железной столешнице так мощно, что полый ящик под ней резонировал