Уходи красиво - Татьяна Полякова

– В чем дело? – хрипло спросил мужчина.

– Я...

Пока я собиралась с силами, чтобы ответить, он вдруг произнес:

– А, вы его сестра... Вам идет этот цвет волос.

С места он не сдвинулся, но и дверь закрывать не спешил, вроде ждал чего-то.

– Можно войти? – спросила я.

– Зачем? Ладно, заходите.

Он посторонился, и я оказалась в просторном холле. Квартира представляла собой огромную студию. Никаких перегородок. Слева в подобии ниши находилась кухня, от прочего пространства ее отделял стол, громоздкий, старинный, с разномастными стульями, купленными на блошиных рынках. Тахта в углу была спальным местом хозяина. Огромные полотна занимали все стены, картины стояли на полу, на двух мольбертах, на подоконниках, абстрактная живопись вперемежку с портретами, вполне реалистичными. Я заметила два натюрморта с цветами и несколько пейзажей в дорогих рамах.

– Вы художник?

Мужчина усмехнулся, вопрос в самом деле глупый.

– Это на заказ, – кивнул он в сторону пейзажей, заметив мой интерес к ним. – За квартиру я еще не расплатился, приходится потакать чужим вкусам.

Пользуясь тем, что хозяин никак этому не препятствует, я подошла к ближайшему мольберту. Картина, стоявшая на нем, была не закончена. Улочка старого города, двухэтажные дома, церковь на пригорке. Возле мольберта, прямо на полу, еще штук пять картин без рам, я наклонилась и начала их перебирать.

– Не трогайте, – буркнул Соловьев, но опоздал.

Передо мной, вне всякого сомнения, был мой портрет, точная копия того, что висел в спальне брата, только гораздо меньше. Игнорируя слова хозяина, я продолжила перебирать холсты. Еще два моих портрета: в профиль на фоне окна, с бритой наголо головой и в жанре ню, с неестественно длинными руками и ногами.

– У вас интересное лицо, – точно оправдываясь, заявил Соловьев.

– Возможно, но на ваших картинах я выгляжу монстром.

– Художественное обобщение, – пожал он плечами.

– Я видела свой портрет в квартире брата. Это было ваше художественное видение или его?

Он пожал плечами.

– Я сделал несколько набросков, он выбрал один из них. Желание клиента – закон, – скрипуче засмеялся Соловьев. Улыбаться он не умел. Я вдруг подумала, что в детстве он, наверное, не много знал радости. Было в нем что-то скрытое, задавленное, плотно скрученное, а глаза готовы смотреть куда угодно, только не на меня.

– Вы хорошо знали моего брата? – спросила я.

– Виктор как-то забрел на мою выставку. Уверен, что случайно. Он не производил впечатления любителя живописи, но купил две картины. Это было весьма кстати. Я спросил, куда их прислать, и тут выяснилось, что мы соседи. – Соловьев вновь засмеялся, но как-то невесело, словно факт соседства был не счастливой случайностью, а гнусной выходкой злодейки-судьбы. – Он пригласил меня выпить, а потом предложил написать ваш портрет. За очень щедрое вознаграждение. Обычно я не работаю по фотографиям, но гонорар впечатлил, а за квартиру надо было платить. Работа неожиданно увлекла. У вас интересное лицо. Я понятия не имел, какая вы на самом деле, и мог фантазировать в свое удовольствие. Эти портреты, – он небрежно ткнул пальцем в стоявшие у мольберта картины, – итог тех самых набросков, о которых я говорил. Не знаю, почему мне захотелось их закончить... После того, как работа над портретом была завершена, мы с Виктором ни разу не встречались.

– Вы знаете, что с ним произошло?

– Конечно, у меня были люди из милиции, задавали вопросы. Я ничего не мог рассказать, за исключением того, что часов до двух ночи наверху было шумно. Потом я уснул, а ближе к обеду у меня появился человек из милиции. Скажите, вы зачем пришли? – вопрос он задал с хмурым лицом, но отнюдь не грубо, скорее с беспокойством.

– Любопытство. Увидела вашу фамилию на табличке возле домофона. Можно я еще немного посмотрю картины? – Не дожидаясь ответа, я прошла к ближайшей стене, Соловьев топтался рядом. – «М» значит Михаил? – вновь спросила я, обратив внимание на размашистую подпись.

– Да, – кивнул он.

– Будем считать, что познакомились. – Я улыбнулась, но ответной улыбки не дождалась.

– Смерть брата вас не особенно огорчила? – вдруг спросил он.

– С чего вы взяли? То, что я не посыпаю голову пеплом, еще не повод упрекать меня в равнодушии.

– Я не имею права ни в чем вас упрекать. Просто мне показалось... вы заставили его страдать...

– Тем, что хотела жить своей жизнью?

Я перебирала очередную стопку картин, и мое внимание привлек еще один портрет. Девушка, изображенная по пояс, закинула руки за голову, рот приоткрыт, лицо перекошено, то ли от боли, то ли от наслаждения. Одно мгновение до вечности... Лицо девушки показалось смутно знакомым, я продолжала разглядывать ее лицо, пока наконец не поняла, где видела его раньше. Фотография в ноутбуке Виктора, та самая брюнетка со стрижкой под мальчика. Правда, на портрете волосы у нее были длинные. Страсть художника к пышноволосым дамам сомнения не вызывала, впрочем, это не удивляло, выглядели они живописно, придавая лицам на портретах особую женственность и сексуальность.

– Ваша знакомая? – спросила я.

– Работа на заказ. Один тип хотел сделать своей девушке подарок, но потом передумал. Такое случается.

– Он вам заплатил?

– Только аванс.

– Я бы хотела купить этот портрет.

– Он не продается, – ответил Соловьев с внезапным раздражением, наши взгляды на мгновение встретились, его тут же метнулся в сторону, но и мгновения оказалось достаточно, чтобы почувствовать враждебность.

– А как же квартира? – улыбнулась я.

– Портрет не продается. Извините, мне надо работать.

Через пять минут я двигала через двор в направлении калитки, гадая, кто из соседей брата вызывает больше подозрений: один – настойчивым желанием свести со мной дружбу, другой – резким неприятием, которое скрывал он крайне неумело. Я не сомневалась, что девушка на портрете – подруга брата. Допустим, Виктор действительно заказал ее портрет, а потом вдруг передумал. Хороший повод для художника сбыть портрет с рук, вместо этого продать его он отказался и поспешил выставить меня за дверь. Тут я подумала, что назвать эту картину портретом язык не поворачивается. Не лицо, а гипсовый слепок, у парня явно не все дома, от его картин жуть берет. Может, он гений, но гениальность эта сродни безумию. Надо немедленно отыскать девушку, Петька наверняка знает, кто она такая.

Не успела я подумать о Петьке, как заверещал мобильный, и я услышала голос Витькиного друга.

– Ты где? – спросил Щетинин.

– Возле дома на Горького.

– Жди там. Я сейчас подъеду.

Ждать пришлось минут пятнадцать, наконец появился «БМВ», Петька приоткрыл окно и помахал мне рукой, а я припустилась к нему через дорогу.