Браки между зонами три, четыре и пять - Дорис Лессинг

Вдруг он встал и в ярости заходил по комнате.

— Ты же сам говорил, что роскошь много значит, ты сам сказал: и комфорт, и свобода. Все это твои слова, твои…

— Ну, говорил, ну и что. — И тут же вслух укорил себя за то, что допустил слабость: стоял, раскачивался с ироническим смехом, тыча в нее пальцем.

— Не будь инфантильным, Бен Ата. — Эл-Ит поднялась на ноги. — Да, мы богаты, у нас есть все, но это плохо, ибо мы позволили себе забыть наши истинные цели. Но зато вы бедны и неотесанны, и это оттого, что все ваши богатства уходят на войну — на ненужную, глупую, бессмысленную войну… — Она так и не села, стоя опровергала его доводы.

Отвращение Бен Ата к ней дошло до предела, — он даже поднял руку, чтобы нанести удар. Огромный кулак, размером с ее изящную головку, уже прицелился для удара, — но Эл-Ит стояла неподвижно и спокойно смотрела на него.

— Бен Ата, я намного слабее тебя, ты можешь как угодно проявлять свою злость. Мне тебя не остановить. Причем в твоей ужасной стране я абсолютно лишена всякой защиты…

Ну и что ему оставалось делать? Только отнести Эл-Ит в постель и разобраться с ней так, как он привык разбираться с большинством слабых девушек в свои мародерские ночи.

Эл-Ит не сопротивлялась — у нее не было на это сил, она только отвернула голову в сторону и закрыла глаза, она просто отсутствовала в этом процессе, была как мертвая.

Именно это Бен Ата и чувствовал — будто насилует труп. Его тошнило от самого себя. И от нее — ведь это она вынудила его на такой поступок. Вдруг Бен Ата вспомнил — Эл-Ит же беременна, не повредить бы ребенку. И из этих соображений он воздержался от повторного акта насилия, хотя ему и очень хотелось. Он скатился с нее и, трясясь от неприязни, сказал:

— Вот тебе. Будешь знать.

Внезапно наступила тишина: оба поняли, что барабан больше не бьет.

Эл-Ит с трудом поднялась, ушла в свои комнаты и почти сразу вернулась, уже в своем темно-красном платье. На мужа она не смотрела.

— Ты не можешь уехать, пока тебе не приказали, — тупо и угрожающе сказал он.

— Ты разве не слышишь? Барабан умолк. — Она говорила совершенно безжизненным голосом.

Эл-Ит вышла на крыльцо и остановилась, подзывая коня. И тут же среди фонтанов раздался цокот копыт.

— Можешь больше не приезжать. — Бен Ата был расстроен. Не мог поверить тому, что происходит. У него не укладывалось в голове — как он мог, после их прежнего полного взаимопонимания, оказаться способным на то, что только что сделал.

Как будто оказался на краю какого-то невообразимо прекрасного ландшафта, а тот исчез на его глазах.

— Можешь вернуться к своим чертовым шлюхам, — сказала Эл-Ит, уже вскакивая на Йори. Но почувствовала, что говорит вовсе не свои слова, что это виновата Зона Четыре, и тут же добавила: — Ох, пора выбираться из этого ужасного места. — И от несомненной искренности, с которой это было сказано, у него сжалось сердце.

Легким галопом она удалялась от него. Бен Ата побежал за конем, ринулся за ней, как фурия, но догнал, только когда она уже проскакала большое расстояние по западной дороге. Оба коня, белый и черный, летели бок о бок. Был еще ранний вечер, совсем светло, всюду им попадались люди — на дорогах, на лодках в каналах. Все видели, как королева Зоны Три скачет, «словно дьяволица», прочь из их страны, а их король ее преследует, «бледный, как смерть, бедняжка».

Так было только на первом участке пути, потому что Эл-Ит забыла взять щит и, оказавшись у границы, автоматически наклонилась вперед, вцепившись в гриву Йори, сознавая, что если не удержится на его спине, то потеряет сознание, упадет и может погибнуть. Йори, почуяв спиной, что всадница слабеет, замедлил ход и перешел на шаг, а Бен Ата, увидев, как его жена бесчувственно шатается, снял ее со спины Йори и повез дальше, держа на руках. Те, кто видел их на втором участке пути, потом рассказывали, что королева заболела от горя, не желая покидать их зону, а король держал ее на руках, «как ребенка», и плакал, сидя в своем седле.

Йори не отставал от короля. У границы Бен Ата опустил жену на землю, поставив прямо по ту сторону, — но не очень далеко, ведь он сам не мог входить в Зону Три без защитного устройства, так же как она — в его страну. Едва заметив, что Эл-Ит вот-вот очнется, Бен Ата отступил назад, но одной рукой все же поддерживал ее за плечо. Когда она открыла глаза, оказалось, что стоит глухая темная ночь, и резкий ветер, всегда дующий с востока в ее страну, уже достаточно силен и может подтолкнуть ее. Перед собой Эл-Ит увидела Бен Ата, бледного и угрюмого, но решила, что он сердит, не поняла, как он беспокоится о ней.

Конь был рядом, женщина вскарабкалась на него и полетела во тьму, и они оба — она и Йори — исчезли, как пушинка, унесенная бурей. А Бен Ата поскакал назад, в лагеря, размышляя, когда же ей придет приказ вновь вернуться к мужу.

Проскакав совсем немного, Эл-Ит, усердно размышляя, все же догадалась, что произошло. Теперь, полная сочувствия, она опечалилась, понимая, что Бен Ата тоже огорчен, и ей захотелось хотя бы словом утешить его, сказать: она знает, что муж донес ее до границы и перенес на эту сторону и что не надо ему больше себя корить за свой грубый поступок, она и сама не понимает, как могла так опрометчиво обвинять его и критиковать его страну.

Как она могла! Она, Эл-Ит, которая в своем собственном королевстве никогда не была способна произнести жестокое или даже просто бестактное слово в чей-либо адрес, а тут позволила себе такие ядовитые выражения в разговоре с этим человеком, который вовсе не по своей вине оказался королем этой несчастной, отупевшей и погрязшей в нищете страны.

И теперь оба — он, вернувшись к своим солдатам, она, направляясь верхом в свою столицу, — думали друг о друге с сочувствием.

Когда Эл-Ит оказалась возле ущелья, по которому можно было из степи подняться на плато, она осадила Йори и поглядела на громоздящиеся вокруг горы. Вся ее жизнь прошла среди этих гор; и для нее было отдыхом и пищей для ума наблюдать, как они меняют свою форму и облик в доступных им пределах. Теперь, осторожно поворачивая коня в одну и другую сторону, Эл-Ит видела их такими, какими они всегда были, — но одновременно и такими, какими казались издали, когда вместе с Бен Ата смотрела на них снизу. У нее было такое ощущение, что и он в эту минуту уставился на эти горные пики, наплевав на существующий у них запрет. И мысленно видела, как он стоит там, на мгновение забыв о своих офицерах, среди палаток и пикетов лагеря, а они вначале изумленно переглядываются, а потом один за другим тоже поднимают взгляд кверху — а затем их примеру следуют и солдаты. Эл-Ит думала о женщинах Зоны Четыре, которые, как она подозревала, хранят в душе самые разные личные убеждения. И наверняка они, если не все, то многие, частенько, когда их никто не видит, поглядывают на западный небосклон, где снег покрывает горы на такой высоте, что его трудно отличить от облаков.

Теперь она вспомнила песню — услышанную, когда она лежала в объятиях Бен Ата. Тогда она просто бездумно ее запомнила, а сейчас ее слова всплыли в памяти. Эта песня теперь была навечно связана с тем восторгом, с которым их тела познавали друг друга. Оба тогда не могли скрыть взаимного удивления.