Смех Again - Олег Гладов

Почему его прозвали Газ Вода, не помнит никто. А сам он, если и помнит, всё равно никому не говорит. Его тёмно-синяя «Победа», купленная ещё в шестидесятые, — первое, что я вижу, сойдя с поезда.

Черти, дёрнувшие меня за язык, постарались.

Чушь, которую я молол своему случайному попутчику, оказалась правдой. Правдой в его понимании, конечно. Стопроцентное попадание.

Я — Сашка. Единственный сын его родного брата Бориса, погибшего двадцать пять лет назад вместе со своей женой Светланой. Тёща Бориса, Марфа Васильевна, мужа своей дочери и родственников его не жаловала. На свадьбе вышла нехорошая ссора, и после этого никто её больше не видел. Она-то и забрала неведомого мне Александра Борисовича Мишина, ставшего сиротой, к себе. Поэтому его (то есть меня) мой дядя и его семья последний раз наблюдали в трёхлетнем возрасте.

— А нам говорили, ты в Суворовском училище учился… — с любовью глядя на меня, говорил мне дядя Женя.

— Да… Хм… ушёл я оттуда… не понравилось… — лепетал я, смущаясь его объятий

и повлажневших глаз.

— Ну вот такой же вот ты был… — он поднял руку чуть выше полки, на которой сидел. — …А сейчас вымахал… Жена есть?

— Нет пока… — я вижу, как Николя спускается к нам, Анна всё так же наблюдает за происходящим со своей полки.

— А моя Ольга недавно замуж вышла… Да ты её не помнишь, наверное… Ей

годик был, когда ты её видел в последний раз.

Очень хорошо. У меня ещё и сестра есть.

— Дашке тоже уже пора… Всё носом вертит…

Ещё одна сестра.

А также тётка, брат и племянник.

Я хотел узнать, как это — быть другим человеком?

Я это получил.

И семью родственников в виде бонуса.

Я даже их увижу.

У моего дяди Жени завтра юбилей. Шестьдесят лет. И он не то чтобы пригласил — взял в охапку и, не слушая возражений, потащил новообретённого племянника Сашу к себе домой. Племянника и его друзей, с которыми он возвращался со свадьбы в Брянске. Колю и Аню.

Мой брат Дима ушёл.

Его больше нет. У меня новые сообщники. Я не знаю, зачем им это нужно, но они тоже врут. И мне это нравится.

Мы сходим на маленькой станции и бредём к синей «Победе», сверкающей на солнце хромированными деталями. Из неё выскакивает весёлый дедуган с седыми усами в кепке и с папиросой во рту.

Дядя Вася Газ Вода.

— Здорова, Евген, — кричит он.

— Здорова, Василь, — отвечает дядя Женя.

Я помогаю тащить его тяжёлую сумку. У Николя с Анной только маленький жёлтый чемодан. Дядя Вася открывает свой багажник. Мы его единственные клиенты — больше из поезда никто не вышел.

Ставим сумку. Газ Вода смотрит на меня.

— Что, Евген, женихов Дашке привёз? — говорит он посмеиваясь.

— Да это ж Бориса сын, Сашка, — сообщает дядя Женя.

— Ты шо! — водила хватает мою руку и энергично трясёт. — Вылитый Борька!

— Мне дядя Женя уже сказал, — говорю я, с трудом высвободив кисть из его мозолистой лапы. Знать бы ещё, как мой папа выглядел.

— А это Сашкины друзья, Николай и Аня…

— Здравствуйте… — теперь очередь Николя проверить не стариковскую хватку дяди Васи.

— Валентина обрадуется, — говорит наш шофёр, похлопывая меня по плечу.

Валентина, это моя тётка.

— Все обрадуются… Поехали уже… — дядя Женя открывает переднюю дверь.

И вот — едем по дороге, петляющей среди полей. Местность ровная. Люцерна до самого горизонта справа. Рожь — слева. Если дождя не будет ещё неделю-полторы, урожай погибнет. Земля сухая и крошится в руках. Стебли уже начинают приобретать нездоровый оттенок. Это сообщает со своего сидения дядя Вася. Он вообще трещит без остановки.

— А ты кем работаешь, а Сашка? — спрашивает он, глядя на меня в зеркало заднего обзора.

Я смотрю на Николя. Он пожимает плечами.

— Я художник, — говорю наконец.

— Пикассо, что ли? — посмеивается дядя Вася. — Картины рисуешь?

— Не… девок голых для журналов, — я кручу ручку, опуская стекло со своей стороны. — Курить можно?

— Кури… — дядя Вася бросает взгляд через плечо, — девок голых? С натуры?

— А то… — говорю я. — Ещё и деньги за это получаю.

— Во!.. И много платят?

— Достаточно… — я стряхиваю пепел в окно.

— А девки красивые?

— Ещё какие… — я пытаюсь не улыбаться. — Модели из «Плейбоя»… Знаете такой журнал?

— А то! — дядя Вася даже перестал смотреть на дорогу. — Мой Толька в городе каждый месяц покупает… Всю комнату девками завесил… И ты вот таких вот девах рисуешь?

— Ага…

— Так ты там себе жену, наверное, и нашёл? — он смеётся в усы. — Они ж тебе товар свой демонстрируют во всей красе… Есть что выбрать…

— Потому и не женюсь, дядь Вась, — говорю я, — всё выбираю и выбираю… А они не против… Даже по второму разу приходят…

Дядя Женя на переднем сидении начинает хохотать.

— Не… — говорю я, — я, правда, художник. Ещё и татуировки делаю…

Дядя Женя поворачивается ко мне:

— Я и смотрю все ноги себе разрисовал… Сам?

Это он про био-тек, выглядывающий из моих шорт цвета хаки.

— Сам…

— А мою машину разрисовать сможешь? — дядя Вася лезет в бардачок и достаёт журнал. — Вот, как на фотке.

Я рассматриваю глянцевую обложку: «Понтиак» с языками пламени, начинающимися от фар и вьющимися по всему кузову.

— Смогу, — говорю, — только для этого аэрограф нужен.

— А это ещё что такое?

Пока я объясняю, что такое аэрограф, мы преодолеваем оставшиеся километры до Уткино.

— Это клуб наш… — говорит Дядя Вася, и я вижу приземистое здание с афишей возле входа, — …а это почта… А это магазин.

Чёрный Яр номер два. Только пивная бочка возле сельпо в придачу. Анна крутит головой во все стороны. Она сидит посередине между мной и Николя. Который, скорее всего, такой же Николя, как я Саша.

Мы проезжаем всю деревню насквозь и, минуя воняющий навозом и мычащий коровник, снова выезжаем в поля.

Дом Мишиных стоит отдельно от Уткино. Не дом даже — хутор. Целое хозяйство: несколько гектаров земли, сараи с поросятами, часть пруда, перегороженного сеткой: там плещутся утки и гуси. По огромному двору бегают куры и бродят самоуглублённые индюки. И в центре всего этого — просторный одноэтажный каменный дом.

Мы обгоняем трактор, тянущий прицеп непонятно с чем, и примерно в километре от дороги я вижу нагромождение красно-ржавых смутно знакомых конструкций.