Однажды ночью в Лас-Вегасе - Люси Гордон

– Сейчас?…

– Я не слепой, Петра, и понимаю, что я не тот человек, которому всякий, находящийся в здравом уме, захотел бы открыть свои объятия. Люди остерегаются меня, и до сих пор меня это устраивало. Но ты показала мне правду тогда и каким-то образом сделала это снова. Я никогда никому не рассказывал то, что рассказал тебе сегодня, и никогда не сделаю этого. Теперь ты знаешь все мои тайны, и я рад этому, потому что тяжесть свалилась с моих плеч.

И он уткнулся лицом в ее шею.

* * *

Проснулись они в объятиях друг друга, обнаружив, что дневной свет заливает комнату. Петра взглянула с тревогой на его лицо и успокоилась. Лисандрос улыбался.

– Ни о чем не жалеешь? – тихо спросила она.

– С тобой ни о чем. Никогда! Пошли со мной.

Они оделись, и он, взяв ее за руку, повел вниз по лестнице и из дома.

Она мельком видела сад из верхнего окна, и он показался ей запущенным. И теперь она знала почему.

Лисандрос отвел ее в укромное место под деревьями и убрал часть веток и листьев. Под ними оказался камень, на котором были высечены несколько слов и даты. Лисандрос спрятал Бригитту и ее ребенка от мира, защитив их, насколько смог. Без лишних слов было понятно, что никто никогда больше не видел этого места.

– Я так много раз стоял здесь и умолял ее о прощении, – тихо сказал Лисандрос. – Что мне сказать ей о тебе?

Дедушка Петры сказал ей когда-то, что ни один настоящий грек никогда не мог полностью освободиться от своего прошлого. И теперь Лисандрос, этот современный человек, совершенно свободно ориентировавшийся в жестоком мире бизнеса, рассуждал как древний грек. Он словно чувствовал у своих ног бурлящие воды реки Стикс. И ощущал присутствие подземного царства бога Аида, в котором обитали души умерших, способные общаться с живыми людьми.

Неужели и правда Бригитта находилась там сейчас, смотрела на нее с другого берега реки, тянула его к себе, крича, что он принадлежит ей одной и что они должны быть вечно вместе?

Нет! Она не могла позволить себе такое. Она должна была отпустить Лисандроса.

– Ты не должен ничего говорить ей обо мне, – сказала Петра. – Она и так знает, что я тебя люблю так же, как она. И благодаря своей любви прощает тебя. Не забудь, что там она понимает все, чего не понимала раньше, и желает тебе добра.

Они медленно вернулись в дом и поднялись по лестнице. Лисандрос поцеловал Петру нежно, почти соблазнительно, не так, как раньше. Они преодолели границу, и любовь и доверие навсегда изменили лежавший перед ними путь.

– Моя, – прошептал он, – полностью моя.

– До тех пор, пока буду нужна тебе, – шепотом ответила она.

– Это будет всегда.

– А ты мой?

– Мне кажется, я был твоим с самого первого момента нашей встречи. Просто долго не мог признаться в этом.

Они лежали, обнявшись. Теперь они могли позволить себе не торопиться. Лисандрос взглянул на самые сильные ее ушибы и осторожно прижался к ним губами.

– Я в полном порядке, – сказала Петра. – Ты так хорошо ухаживал за мной.

Он, не спеша, ласкал ее грудь, словно только что открыл ее красоту. Дрожь пронзила ее. Она провела ладонями по его телу, вызвав его подавленный стон.

– Ты творишь волшебство, – выдохнул он. – Откуда это у тебя? Может, ты одна из тех сирен?

– А тебе бы хотелось, чтобы я была?

– Только для меня. Никто из других мужчин не должен слышать песню сирены. А я должен наслаждаться ею вечно.

– Но они слышали ее всегда, – сказала Петра, увлекая его в мир своих фантазий. – Неужели глупые моряки, зная, что эта песня будет последним, что они услышат, шли на ее звук добровольно?

– Добровольно, – уверенно сказал он, – потому что остальное не имеет значения. Надо следовать за этой песней, куда бы она ни привела.

– Как романтично, – задумчиво произнесла Петра. – Я приведу тебя туда, где никто никогда не был…

– Куда угодно, – пробормотал он. – Лишь бы вместе.

Проснувшись, когда было еще темно, Лисандрос увидел, что Петра смотрит на него.

– Что такое? – спросил он. – Что-то тебя волнует? Скажи мне.

Когда она заколебалась, Лисандрос сел и обнял ее.

– Я никогда не говорила этого раньше. Некому было. Ты спросил меня, принадлежу ли я тебе? Фактически я принадлежу тебе больше, чем ты думаешь.

– Ты имеешь в виду что-то важное?

– Да. Существуют вещи, о которых я не могу тебе рассказать, потому что это может оказаться обузой для тебя.

– Ты и обуза? Такое невозможно.

– Если ты узнаешь, как сильно я завишу от тебя, тебе может стать тяжело.

– Теперь ты меня просто смешишь. Разве это не я цепляюсь за тебя, потому что нашел в тебе то, чего не могу найти ни в ком другом?

– Надеюсь, что это так, но это взаимно, и я не могла сознаться в этом раньше. А теперь, поскольку мы нашли друг друга, возможно, смогу.

Он взял ее за подбородок и ласково повернул к себе, чтобы видеть ее лицо. Теперь он был весь внимание.

– Ты первый человек в моей жизни, для которого я что-то значу, – просто сказала Петра.

– Но твоя мама…

– Эстел замечательная, но я никогда не была для нее на первом месте. Она точно так же любила бы котенка… Она постоянно бывала в разъездах, оставляя меня на попечении дедушки и бабушки. Иногда я думаю о том, что бы мама делала, если бы мы не нашли их… Мои дедушка и бабушка любили меня, но еще больше – друг друга. Наверное, так и должно быть, но, когда бабушка умерла, я знала, что дед скоро последует за ней.

– Но должны же были быть мужчины, которым ты была нужна! – проговорил Лисандрос.

– Да, им было что-то нужно. Может быть, я, а может быть, то, что сопутствовало мне, – деньги, звездное происхождение… Это сделало меня довольно циничной, и цинизм был для меня своего рода защитой, подобно щиту, который всегда держал наготове Ахиллес.

Он кивнул:

– И всегда находятся люди, которые видят только этот щит.

– Да. Ты и сам прекрасно понимаешь это, правда? – Петра усмехнулась. – Мы с тобой не сильно отличаемся друг от друга. Твой способ защиты – свирепо смотреть на людей, мой – смеяться и делать вид, что меня ничто не трогает.

– Ты нужна мне так, как не была никогда нужна ни одна женщина ни одному мужчине с момента сотворения мира, – медленно сказал он.

– То, что я тебе так нужна, – это величайший подарок. Никто никогда не делал мне такого подарка, да мне он ни от кого и не нужен. Ты дал мне все. Я боялась, что проживу свою жизнь, так и не испытав этого чувства.