Пятый угол - Йоханнес Марио Зиммель

В то время как извещение о розыске переполошило полевую полицию и вермахт — к примеру, некоего капитана, выдавшего упомянутому Мерфи 16 июня в Туре пять канистр бензина из запасов германского вермахта, — столь упорно разыскиваемый Томас Ливен в прекрасном настроении выбирался из малолитражного «пежо» на Рю де Бержэр в Тулузе. Зажав черную папку под мышкой, он захлопнул дверцу автомобиля.

«У Жанны» девицы для услуг уже спали. Ресторанчик был закрыт. Только в старомодном салоне с огромным зеркалом и красной плюшевой мебелью все еще горел свет. Мими, Симеон и взволнованная владелица заведения с волосами цвета львиной гривы ожидали Томаса. Громкий вздох облегчения послышался при его появлении. Жанна объявила:

— Мы все так волновались.

— В самом деле? — спросил Томас. — Даже тогда, когда сами же и отправляли меня?

— Был приказ! — вскричал Симеон. — И вообще я перестаю что-либо понимать. С чего это вдруг папка оказалась у вас?

Томас взял в руки бутылку «Реми Мартен», стоявшую на столе, и налил себе в бокал основательную порцию.

— Пью за будущее всех нас, — сказал он. — Настало время расставания, дорогие. Я убедил майора Дебра, что будет лучше, если документы в Лиссабон доставлю я. Вы же, господин полковник, вернетесь в Париж и там доложите о себе «Цветку лотоса четыре», кто бы это ни был.

— Это означает подполье, — многозначительно произнес полковник.

— Всего вам наилучшего, — произнес Томас, взглянув на симпатичную хозяйку гостиницы. — И вам всего наилучшего, Жанна, пусть ваше заведение процветает и расширяется.

— Мне будет очень не хватать вас, — грустно сказала Жанна. Томас поцеловал ей руку.

— Расставаться всегда тяжело, — согласился Томас.

Мими, обычно веселая, никогда ни на что не жалующаяся малышка Мими, неожиданно бурно разрыдалась. Слезы душили ее, она стонала и тонким голоском выкрикивала с отчаянием:

— Это глупо… Извините меня — я вовсе не хотела плакать…

Несколько часов спустя, когда она лежала рядом с Томасом Ливеном — за окном светлело, шел дождь, — Томас слушал шум дождя и голос Мими:

— …Я много раз думала обо всем. Я так из-за этого мучилась…

— Все понимаю, — сказал он скромно, — ты думаешь о Симеоне, не так ли?

Внезапно она легла ему на грудь. Ее слезы, горячие и соленые, капали на его губы:

— Ах, дорогой, я так тебя люблю, действительно люблю ужасно… Но именно за последние недели в этом доме я поняла, что ты не тот человек, за которого выходят замуж…

— Если ты имеешь в виду Жанну… — начал он, но она прервала его:

— Не только Жанну, вообще! Ты мужчина, созданный для женщин, но только для всех, а не для одной. Ты не можешь хранить верность…

— Я мог бы попытаться, Мими.

— Но таким верным, как Жюль, ты не станешь. Он не так умен, как ты. Но зато он больший романтик и идеалист.

— Малышка моя, ты не должна извиняться! Я уже давно ожидал этого. Вы оба французы. Вы любите свою страну, свою родину. А я — у меня пока ее нет. Поэтому я и хочу уехать. А вы хотите остаться здесь…

— И ты можешь простить меня?

— Здесь нечего прощать.

Она прильнула к нему.

— Ах, пожалуйста, пожалуйста, не будь таким милым, иначе я опять разревусь… Ах, как ужасно, что нельзя выйти замуж за двух мужчин!

Томас рассмеялся, потом подвигал головой. Неудобство создавала черная папка, лежавшая под подушкой. Томас преисполнился твердой решимости не выпускать ее больше из рук до самого отлета. То, что он намеревался, невозможно было сделать в Тулузе, для этого у него не хватало времени. А в Лиссабоне он уж позаботится о том, чтобы папка не причинила больше никому никакого вреда.

— Спасибо, дорогой, — услышал он сонный шепот Мими, — благодарю тебя.

— За что?

— Ах, за все…

Она жаждала отблагодарить его, должна была отблагодарить его еще и еще — это была неодолимая потребность. Она благодарила его за веселость и щедрость, за краткие мгновения счастья, мерцающие огни солидных отелей, за спальные купе, бары с тихой музыкой и дорогие рестораны с восхитительной едой.

И Мими снова и снова благодарила Томаса в эти туманные утренние часы, а дождь все барабанил и барабанил по брусчатке Рю де Бержэр. Так была поставлена точка в их отношениях, закончившихся, как и должны заканчиваться отношения всех влюбленных: любовью.

Томас Ливен не знал, что вермахт и абвер великогерманского рейха ищут его, словно иголку в стоге сена. Поэтому два дня спустя он искренне обрадовался, увидев эмигранта Вальтера Линднера, задыхающегося, с багровым лицом, который ворвался через ресторанный зал на кухню Жанны. Томас как раз варил луковый суп. Линднер рухнул на табурет, опрокинул банку с огурцами и прокричал:

— Моя жена, моя жена… Я нашел свою жену!

— Где? Как?

— Здесь, в Тулузе! — Линднер смеялся и плакал одновременно; судя по всему, это был хороший брак. — Захожу в маленькое кафе на Капитолийской площади, собираюсь подсесть к шахматистам из Брюнна — и вдруг женский голос за моей спиной произносит: «Извините, не знаете ли вы случайно господина Линднера?» И в следующий момент она кричит: «Вальтер!» И вот я уже держу ее в объятиях!

И Линднер на радостях пустился с Томасом в пляс, жертвой которого в конце концов пала салатница.

— А теперь вперед, в консульство! — кричал Линднер. — Теперь мы можем уезжать, господин Ливен. Ах, Боже, как я радуюсь нашей новой жизни!

«А я еще больше», — подумал Томас.

После этого будущие партнеры южноамериканского банка, который существовал еще только в проекте, бросились готовиться к поездке. К тому времени ни одно из граничивших с Францией государств не выдавало въездных виз. Самое большее, на что можно было рассчитывать, — на получение транзитной. Но и это лишь при наличии заокеанской въездной визы.

После того как Вальтер Линднер представил аргентинскому консулу в Марселе доказательство об открытом им счете в «Рио де ла Плата Банк» на миллион долларов, он немедленно получил визу для себя и жены. Линднер объявил, что хотел бы взять с собой в Буэнос-Айрес своего партнера мсье Жана Леблана. После чего поддельный паспорт мсье Жана Леблана, который тот получил в шпионской школе под Нанси из рук человека, именовавшего себя Юпитером, был украшен подлинной визой. 25 августа все трое получили португальскую транзитную визу. Ничто больше не препятствовало их отъезду. Дабы не упустить чего-нибудь из намеченного, Томас Ливен составил план. От его выполнения зависело очень многое, в том числе и сама жизнь. После телефонного разговора с майором Дебра календарь Томаса выглядел так:

«28 августа — отъезд Томаса Ливена и супругов Линднер в Марсель.