Юрий Долгорукий. Мифический князь - Наталья Павлищева

Юрий съездил в Киев к отцу и вернулся оттуда не просто окрыленный, но с такой мечтательной поволокой в глазах, что Шимонович вдруг возмутился:

– Ты не о Киеве ли размечтался, князь?

Юрий вздохнул:

– Да как же можно о нем не мечтать? Знал бы ты, как ныне Киев хорош… Великий град, поистине великий, второй после Царьграда.

Это вызвало почти обиду у наставника:

– А Суздаль и Ростов тебе ныне и не надобны стали?

Князь в ответ на эту ревнивую обиду расхохотался:

– Что ты, дядька! Не мечтать о Киеве не могу, это теперь не только дедина, но и отчина, сам град того стоит, но я помню о том, сколько передо мной в очереди, хорошо помню. И про Суздаль даже там не забывал, и про Ростов тоже. Можешь мне не верить, только ходил по киевскому торгу и думал, когда у нас такой будет. А еще думал, смогу ли поднять Залесье так, чтобы и в нем от деревни до деревни не два дня ходу было. Много народа в Киевщине, где бы и нам столько взять?

Вечером он снова жаловался Шимоновичу:

– Братья на меня свысока всегда смотрели и ныне так смотрят, точно я против них недоумок какой, медведь, из глуши вылезший. А ведь когда Мстислав Ростовскую землю под собой имел, и не мыслил ведь ее поднимать! Стоял Ростов, с него и того хватало. Теперь же посмеиваются, что мой терем по соседству с медвежьей берлогой, как бы не пострадал…

– Гюрги, тебя что беспокоит, что братья посмеиваются или то, что в наших землях и впрямь берлог больше, чем теремов?

Князь некоторое время смотрел на наставника, широко раскрыв глаза, а потом расхохотался:

– А ведь ты прав, теремов меньше. Ничего, будет и у нас наоборот, берлоги пусть остаются, я на медведей не в обиде, но и терема нужны. Будем ставить грады новые и земли заселять! – Он вдруг совершенно по-русски полез большущей пятерней в затылок. – Только кем их населять-то?

Шимонович был доволен, началось многотрудное, но такое полезное княжение его воспитанника – Гюрги Владимировича в Ростово-Суздальской земле (или теперь уже Суздальско-Ростовской?).

Следующие годы Юрия Владимировича как князя, хотя и не отражены в летописях вовсе (не происходило ничего для летописцев приметного), были, пожалуй, едва ли ни самыми важными – закладывалось могущество нового Суздальского княжества, которое станет основой будущей Московской Руси, а затем России.

Такие дела не делаются враз, тут и целой жизни не хватит, но начинать кому-то нужно. Юрий Владимирович начал, сыновья, внуки, а потом и остальные потомки продолжили.

Раз за разом шли разговоры, что можно сколько угодно ставить градов. Но если вокруг не будет деревень, им не выжить, что нужны насельники. Только где их взять? Где взять смердов, чтобы пашню расчищали, чтобы хлеб растили, землю нетронутую осваивали? Вокруг с трех сторон княжества сородичей, половцы набегами на Русь ходить перестали, разве только окраинные земли щипали понемногу, потому беженцев с юга почти не стало. Оставалась только Волжская Булгария. Тем паче булгары вскоре сами дали повод на них напасть.

Нет, они не налезали на суздальские земли, но вот хана Аепу, тестя Гюргева, в стычке убили. Юрий плохо помнил тестя, все же видел несколько раз, да и не интересовался тогда им, как и Аепиной дочерью, собственной женой. Да и сама Олена уже давно привыкла, что живет на Руси, что вокруг русские порядки, полюбила баню и русскую еду, одна только половецкая забава для нее была неистребима – верховая езда. Стоило родить ребенка и до следующего, пока пузо не начинало торчать вперед, носилась по округе в паре с Марьей, точно и не баба вовсе. Окружающие привыкли и не протестовали.

И все же убийство отца сильно задело княгиню, плакала три дня, точно прощалась со своим половецким прошлым навсегда. Гюрги поклялся отомстить, но собрался только через два лета на третье.

Дружина походу была рада, собрались многие, не только княжьи, и Ростов свою дружину тоже прислал. И белозерские, и владимирские, и ярославльские полки шли. Собирались из разных мест в устье Оки, объединялись, часть шла лодьями, конные дружины берегом, чтобы не перебирать бесконечные повороты местных рек.

Когда все вышли наконец на волжский простор, от одного вида многих и многих лодей и тысяч всадников на берегах сердце защемило. Вот она, мощь нового Залесья! И пусть братья снисходительно морщатся, обзывая медвежьим углом, они просто не видели вот этой силы.

Обычно русские князья ходили в походы зимой, когда и санный путь легче, и речной лед вместо дороги хорошо использовать. Но Юрий Владимирович вдруг повел всех летом, видно, вспомнив отцовский поход против половцев, в котором, правда, сам не участвовал, но был уж много наслышан. Только отсеялись, тут и позвал князь менять плуг на топор.

Сила действительно собралась большая, булгар застали врасплох, потому грады сдавались на милость победителей без боя, платили знатные выкупы. Ханы спешно собрались на совет, судили-рядили меж собой, сокрушенно качая головами: вот оно, проглядели, когда за Волгой вдруг появился сильный князь, способный не только отпор дать, но сам набегом на них ходить. А давно ли…

Но теперь про собственные набеги на ростовские земли приходилось забыть, решили дань большую выплатить, чтобы не пришлось и голов лишаться. Дань, запрошенная явившимся в булгарские земли зятем погибшего хана Аепы, была большой, очень большой, но ее выплатили. Не ведали булгарские ханы, на что у Юрия Владимировича пойдет та дань, а если бы и узнали, то не поняли его задумки.

А задумка была хитрой. Юрий вдруг велел отпустить попавших в полон богатых мужей булгарских безо всякого выкупа, заставив поклясться, что не станут мешать русским купцам и тем паче сами ходить на Русь. Но это оказалось не все, каждый ратник получил наказ привести по паре пленных, причем работных людей, умельцев или даже просто холопов.

– Чего это? – дивились собственные дружинники. – Мы за купцов или вон тутошних бояр сколь золота да серебра возьмем, а за эту голытьбу, у которой ни кола ни двора, что? К чему князю те, с кого взять нечего?

Но князь, совсем уж странно, обещал сам заплатить ратникам за такой полон.

– Чего?! Нет чтобы с богатых булгар брать, он голытьбу сам выкупать будет? Мономахов сын, одним словом.

Но оказалось, что княжья хитрость была не одного дня. Смердов да холопов в полон брать куда легче, таких оказалась не одна тысяча. А князь вдруг еще одну милость явил: обещал ханам, что взамен на их клятву никогда больше на его земли не налезать, отпустит сей полон через три года, но неволить не будет, уйдут только те, кто сам того пожелает.

Ханы тоже решили, что князь не в себе, кто же из полона обратно рваться не станет? Согласились на все условия, клятву дали и вздохнули с облегчением, но ненадолго.

Булгарская земля пришла в странное замешательство – даже те, кто и вовсе не воевал с русскими, вдруг пожелали стать полоняниками!