«Новая Атлантида». Геополитика Запада на суше и на море - Николас Спикмэн

Что могло бы быть формой этого нового номоса? Здесь различимы три возможности.

Первой и по-видимости самой простой возможностью было бы то, что один из обоих партнеров сегодняшней всемирной противоположности победит другого. Сегодняшний дуализм Востока и Запада был бы тогда только последней стадией перехода к окончательному, закрытому единству мира. Являясь последним раундом, так сказать, финишным рывком в страшном сражении за новый номос Земли. Победитель был бы тогда единственным господином мира. Он стал бы захватывать, делить и использовать всю землю — сушу, море и воздух в соответствии со своими планами и идеями.

Широко распространенный в обществе, чисто технический образ мысли не может сегодня представить себе никакой иной возможности. Для него Земля стала уже настолько мала, что ее без труда можно обозреть и взять в руки. Закрытое единство мира, по-видимости, почти автоматически или само собой объясняется действием средств современной техники.

Но сколь бы чудовищным не было действие современных технических средств, они не могут без остатка уничтожить ни природу человека, ни власть земли и моря, не уничтожив в то же время сами себя. Факт современных технических средств не должен ни приводить нас в упоение, ни доводить до отчаяния. Нам не нужно отказываться от нашего человеческого разума. Но мы не должны прекращать рационально взвешивать все возможности нового номоса Земли.

Вторая возможность состояла бы в том, что делается попытка удержать структуру равновесия прежнего номоса. И продолжить это удержание современным образом, приспособленным к сегодняшним техническим средствам и измерениям. Это означало бы, что известное из истории морское владычество Англии усилилось бы до соединения морского и воздушного господства. Здесь, правда, следует говорить не о маленькой островной Англии, а нужно учитывать только Соединенные Штаты Америки. Они являются, так сказать, самым большим островом, который мог бы держать и обеспечивать равновесие прочего мира.

Третья возможность основана также на идее равновесия. Но не того равновесия, которое держится и контролируется комбинацией глобального морского и воздушного господства, осуществляющей мировую гегемонию. Может быть так, что образуются многие самостоятельные большие пространства или блоки, которые осуществят между собой равновесие и тем самым установят новый порядок Земли.

Если глобальную картину этих трех возможностей осознают все, то и этого было бы уже очень много для понимания будущего. Ибо большинство наблюдателей этой страшной проблемы слепо требуют единственного господина мира. Правда, это требование исходит от примитивной простоты, но это не должно загораживать взгляд на другие возможности. Вторая возможность — продолжение прежней структуры равновесия, осуществляющей гегемонию, — имеет на своей стороне большие шансы в виде унаследованной традиции и привычек. Третья возможность — равновесие многих самостоятельных больших пространств — рациональна, если большие пространства осмысленно разграничены и гомогенны в себе.

Безудержно образуется новый номос нашей планеты. Многие видят в этом лишь смерть и разрушение. Некоторые думают, что переживают конец света. В действительности мы переживаем только конец прежнего соотношения Земли и Моря. Старый номос, конечно, уходит. И с ним уходит целая система традиционных мер, понятий и привычек. Но грядущее не является, поэтому, только отсутствием меры. Или враждебным номосу Ничто. И в жестоких сражениях старых и новых сил могут возникнуть должные меры и составиться осмысленные пропорции:

Понятие государства предполагает понятие политического. Согласно сегодняшнему словоупотреблению, государство есть политический статус народа, организованного в территориальной замкнутости. Таково предварительное описание, а не определение понятия государства. Но здесь, где речь идет о сущности политического, это определение и не требуется. Государство по смыслу самого слова и по своей исторической явленности есть особого рода состояние народа, именно такое состояние, которое в решающем случае оказывается наиважнейшим, а потому в противоположность многим мыслимым индивидуальным и коллективным статусам это просто статус, статус как таковой. Большего первоначально не скажешь. Оба признака, входящие в это представление, — статус и народ — получают смысл лишь благодаря более широкому признаку, т. е. политическому, и, если неправильно понимается сущность политического, они становятся непонятными.

Редко можно встретить ясное определение политического. По большей части слово это употребляется лишь негативным образом, в противоположность другим понятиям в таких антитезах, как «политика и хозяйство», «политика и мораль», «политика и право», а в праве это опять-таки антитеза «политика и гражданское право» и т. д. Государство тогда оказывается чем-то политическим, а политическое чем-то государственным, и этот круг в определениях явно неудовлетворителен.

В специальной юридической литературе имеется много такого рода описаний политического, которые, однако, коль скоро они не имеют политически-полемического смысла, могут быть поняты, лишь исходя из практически-технического интереса в юридическом или административном разрешении единичных случаев. Такого рода определения, отвечающие потребностям правовой практики, ищут в сущности лишь практическое средство для отграничения различных фактических обстоятельств, выступающих внутри государства в его правовой практике, но целью этих определений не является общая дефиниция политического как такового. Поэтому они обходятся отсылками к государству или государственному, пока государство и государственные учреждения могут приниматься за нечто само собой разумеющееся и прочное. Понятны, а постольку и научно оправданны также и те общие определения понятия политического, которые не содержат в себе ничего, кроме отсылки к «государству», покуда государство действительно есть четкая, однозначно определенная величина и противостоит негосударственным и именно потому «неполитическим» группам и «неполитическим» вопросам, т. е. пока государство обладает монополией на политическое.

Напротив, приравнивание «государственного к политическому» становится неправильным и начинает вводить в заблуждение, чем больше государство и общество начинают пронизывать друг друга; все вопросы, прежде бывшие государственными, становятся общественными, и наоборот: все дела, прежде бывшие «лишь» общественными, становятся государственными, как это необходимым образом происходит при демократически организованном общественном устройстве. Тогда области, прежде «нейтральные» — религия, культура, образование, хозяйство, — перестают быть «нейтральными» (в смысле негосударственными и неполитическими). В качестве полемического контрпонятия против таких нейтрализации и деполитизации важных предметных областей выступает тотальное государство тождественности государства и общества, не безучастное ни к какой предметной области, потенциально всякую предметную область захватывающее. Вследствие этого в нем все, по меньшей мере возможным образом, политично, и отсылка к государству более не в состоянии обосновать специфический различительный признак «политического».