Песня огня - Кэтрин Коултер

А герцог, подумал Грэлэм, пожалуй, изменил бы свое мнение, если бы увидел ее сейчас. Она была похожа на маленького шаловливого ребенка с огромными глазами, которые не отрываясь смотрели на него. Короткие влажные кудри обрамляли ее задорное личико.

— Сколько вам лет?

Кассия, вероятно, испуганная его резким тоном, ответила не сразу.

— Семнадцать, милорд, —сказала она, наконец овладев собой.

Грэлэм продолжал смотреть на нее, и Кассия прикоснулась кончиками пальцев к густому локону, упавшему на лоб.

— Все дело в моих волосах, — попыталась она объяснить, вздергивая подбородок. — Но волосы отрастут, милорд.

Ему захотелось громко рассмеяться при виде ее детского смущения. Вместо этого Грэлэм только кивнул и подошел к постели. Он заметил тревогу в ее взгляде, но, не обращая на это внимания, сел рядом с ней.

— Я видел внизу вашу няньку во время всего этого содома. Думаю, она уже рассказала вам, что произошло?

— Да, это так, — ответила Кассия, кивнув.

Грэлэм заметил, как она оправила ночную рубашку на груди, ее огромные глаза продолжали неотрывно смотреть на него.

— Вам холодно?

— Нет, милорд. — Кассия натянула покрывало на ноги, будто защищаясь.

— Мне уже почти двадцать девять, — сообщил Грэлэм. — Столь юному существу я, должно быть, кажусь почтенным старцем.

— Моему отцу сорок два, — возразила юная леди, и рыцарь заметил на ее щеке округлую ямочку.

— Вот Итта почтенного возраста, милорд. Ей почти пятьдесят.

С минуту Грэлэм молчал, а потом сказал:

— Герцог Корнуоллский хочет аннулировать наш брак.

Кассия склонила головку к плечу, и Грэлэм заметил, что она не поняла его.

— Как это, милорд? Мой отец сказал, что нас обвенчал священник.

— Да, но наш брак не увенчался супружескими отношениями.

Она продолжала смотреть на него своими огромными наивными глазами.

— Это означает, Кассия, что мы не были вместе в супружеской постели. — Де Моретон с удовольствием наблюдал, как румянец медленно заливает ее бледные щеки. — И поэтому мы не можем стать настоящими мужем и женой, пока этого не случится.

Ее розовый язычок облизал нижнюю губу, а глаза продолжали смотреть на него в замешательстве.

— Вы девственница?

— Ни один мужчина не прикасался ко мне, милорд.

Ему снова захотелось рассмеяться, потому что в ее словах, хотя и произнесенных не совсем уверенным тоном, звучала вызывающая гордость. Грэлэм никогда и не сомневался в том, что его жена невинна; он намеренно задал этот вопрос, чтобы смутить ее.

— Хватит об этом. Слова рыцаря зазвучали теперь куда жестче. — Лучше скажите, почему ваш отец не сообщил мне, что вы живы?

— Мой отец любит меня, милорд. Он опасался сообщать о чуде, которое произошло, до моего полного выздоровления, чтобы это не повредило моему здоровью. А я даже и не знала о вашем существовании… если не считать моего сна.

— Какого сна?

Ее щеки снова окрасил легкий румянец.

— Я говорила отцу, что видела какого-то мужчину возле своей постели… Мужчину… с нежным голосом.

В жизни Грэлэма называли по-разному, но нежным — никогда.

— Продолжайте, — сказал он.

— Отец рассказал мне примерно две недели назад о вашем письме. Но это было еще не все, милорд. Мой кузен, Жоффрей де Лэси, каким-то образом проведал, что я все еще в Бельтере, а не отправилась с моим… мужем в Англию. Он убедил герцога Бретонского, что наш брак — просто уловка. И туг отец испугался, что герцог признает наш брак недействительным и выдаст меня за Жоффрея.

Грэлэм расслышал в ее голосе страх и отвращение.

— Что ж, — сказал он. — Я знаю о Жоффрее. Кассия подалась вперед и заговорила серьезным тоном:

— Вы должны понять, милорд, — у моего отца не было намерения вредить вам, человеку, которым он искренне восхищается. Просто не было времени сообщить обо мне, когда прибыл ваш гонец. Я сразу направилась в Корнуолл, а мой отец — к герцогу Бретонскому.

— Жоффрей опасен, хотя и трус. Но он не откажется от своих намерений.

— Знаю, милорд, но мой отец сказал, что вы отважный воин и защитите Бельтер, если Жоффрей решится на предательство.

— Вы хотите остаться в Вулфтоне и быть моей женой?

— О, конечно! — порывисто воскликнула Кассия, и в ее юном голосе прозвучали сила и решимость. — Если мой отец выбрал вас мне в мужья, милорд, я никогда не стану ему перечить. И еще, — добавила она, ставя точку в разговоре. — Бельтер не должен достаться Жоффрею.

Пожалуй, размышлял Грэлэм, эта девушка пойдет в пасть к дьяволу, если отец попросит ее об этом. Его беспокоило, что она смотрит на него глазами отца.

— Вы проехали по моей стране, Кассия. Это дикий и суровый край.

— Он напоминает мне Бретань, милорд. Правда, южное побережье не очень похоже на мою родину. Де Моретон кивнул и поднялся с постели.

— Отдыхайте и не покидайте этой комнаты. Отец Джоанны сообщил, что завтра они уезжают.

С минуту рыцарь помолчал, оглядывая жену.

— Вы должны есть побольше, чтобы не быть такой худой. У нас здесь сильные ветра — как бы вас не сдуло.

Кассия с улыбкой кивнула. Когда Грэлэм повернулся и отошел от нее, юная леди почувствовала смущение: она отняла у него спальню! Тем временем Грэлэм открыл сундук в ногах кровати и вытащил из него одеяло. Затем, не оглядываясь на девушку, он вышел из комнаты.

Впервые за все время Грэлэм де Моретон обрел для Кассии черты реального человека, мужчины, ставшего ее мужем, мужчины, которому отныне были подвластны ее жизнь и судьба. Кассия не ощущала страха — ведь его выбрал ей в мужья отец. Она скользнула под теплое одеяло и скоро уснула крепким сном.

Грэлэм плотнее завернулся в одеяло и прижался спиной к каменной стене. Еще недавно он выслал всю челядь из большого зала, чтобы наедине поговорить с герцогом, но теперь все вернулись, и ему пришлось проявлять осторожность, чтобы не наступить невзначай на кого-нибудь из храпящих слуг. Господин Вулфтона, подумал он, и губы его скривились в недоброй усмешке, спит на полу! И все из-за этой щупленькой девочки, почти ребенка, которая спала теперь в его постели и была его женой.

Лорд Грэлэм с северной башни смотрел, как свита Томаса де Морлэ исчезает в вихрях пыли за каменистым холмом, направляясь к деревушке Сент-Эгнис. К своему удивлению, отъезд Джоанны он воспринял почти с радостью, будто тяжкое бремя упало с его души. Рыцарь вспомнил, как Джоанна, садясь во внутреннем дворе замка на свою лошадь, объезженную для дамского седла, смотрела на него ледяным взглядом, а ее руки в перчатках судорожно сжимали хлыст для верховой езды.